Читать «Сумерки невежества. Технология лжи, или 75 очерков о современной фальсификации истории Украины» онлайн - страница 131

Александр Семёнович Каревин

Ту же цель преследовал закон, принятый французским конвентом во время революции, называемой многими (г-ном Летичем в том числе) Великой. Закон, по которому чиновники, рискнувшие при исполнении своих обязанностей использовать другой язык, кроме французского, могли подвергнуться тюремному заключению. Любопытно, что, положительно оценивая подобные меры правительства Франции, современные ревнители прав украинского языка решительно осуждают Валуевский циркуляр, Эмский указ и другие акты, гораздо менее строгие (все-таки в Российской империи за употребление местных диалектов в тюрьму не сажали).

Как видим, аналогия напрашивается между французским и русским языками. Но не между французским и украинским. Потому что Франция представляла собой целостный национально-культурный организм. Украина (Малая Русь) являлась частью такого организма, частью Руси. И русский (общерусский) язык был здесь своим.

С некоторой натяжкой Украину в историческом плане можно сравнивать с Провансом (или с Бретанью). Кстати сказать, украинофилы (например, Михаил Драгоманов) именно такое сравнение и делали. Расположенный на юге Франции Прованс в языковом и культурном отношении отличался своеобразием. Провансальцы любили свой диалект, развивали провансальскую областную литературу (прежде всего поэзию). Существовало там и провансальское движение (нечто вроде нашего украинофильства), проповедовавшее «провансальское национальное возрождение». Но и от французского языка провансальцы (за исключением радикальных членов упомянутого движения) не отказывались.

Конечно, Франция не испытала потрясений, аналогичных российской революции 1917 года. Возможно, если бы на юге страны провозгласили Провансальскую республику, провели тотальную провансализацию (наподобие украинизации в 1920-х годах), если бы нескольким поколениям провансальцев со школьной скамьи внушали, что французский язык — это всего лишь язык соседнего народа (братского, но другого), все могло быть иначе. Возможно. Но история не знает сослагательного наклонения. И, перефразируя слова известного деятеля, можно констатировать: Украина — не Франция. То, что сегодня у нас одни называют «законными мерами по поддержке украинского языка», а другие — «насильственной украинизацией», нельзя обосновать ссылками на французский опыт. И не только на французский.