| But all along his train there was nobody that could be a disguised Flambeau, any more than a cat could be a disguised giraffe. | Но все, кто попадался ему на пути, походили на переодетого Фламбо не больше, чем кошка - на переодетую жирафу. |
| About the people on the boat he had already satisfied himself; and the people picked up at Harwich or on the journey limited themselves with certainty to six. There was a short railway official travelling up to the terminus, three fairly short market gardeners picked up two stations afterwards, one very short widow lady going up from a small Essex town, and a very short Roman Catholic priest going up from a small Essex village. | На пароходе он всех изучил; в поезде же с ним ехали только шестеро: коренастый путеец, направлявшийся в Лондон; три невысоких огородника, севших на третьей станции; миниатюрная вдова из эссекского местечка и совсем низенький священник из эссекской деревни. |
| When it came to the last case, Valentin gave it up and almost laughed. | Дойдя до него, сыщик махнул рукой и чуть не рассмеялся. |
| The little priest was so much the essence of those Eastern flats; he had a face as round and dull as a Norfolk dumpling; he had eyes as empty as the North Sea; he had several brown paper parcels, which he was quite incapable of collecting. | Маленький священник воплощал самую суть этих скучных мест: глаза его были бесцветны, как Северное море, а при взгляде на его лицо вспоминалось, что жителей Норфолка зовут клецками. Он никак не мог управиться с какими-то пакетами. |
| The Eucharistic Congress had doubtless sucked out of their local stagnation many such creatures, blind and helpless, like moles disinterred. | Конечно, церковный съезд пробудил от сельской спячки немало священников, слепых и беспомощных, как выманенный из земли крот. |
| Valentin was a sceptic in the severe style of France, and could have no love for priests. | Валантэн, истый француз, был суровый скептик и не любил попов. |
| But he could have pity for them, and this one might have provoked pity in anybody. | Однако он их жалел, а этого пожалел бы всякий. |
| He had a large, shabby umbrella, which constantly fell on the floor. He did not seem to know which was the right end of his return ticket. He explained with a mooncalf simplicity to everybody in the carriage that he had to be careful, because he had something made of real silver "with blue stones" in one of his brown-paper parcels. | Его большой старый зонт то и дело падал; он явно не знал, что делать с билетом, и простодушно до глупости объяснял всем и каждому, что должен держать ухо востро, потому что везет "настоящую серебряную вещь с синими камушками". |
| His quaint blending of Essex flatness with saintly simplicity continuously amused the Frenchman till the priest arrived (somehow) at Tottenham with all his parcels, and came back for his umbrella. When he did the last, Valentin even had the good nature to warn him not to take care of the silver by telling everybody about it. | Забавная смесь деревенской бесцветности со святой простотой потешала сыщика всю дорогу, когда же священник с грехом пополам собрал пакеты, вышел и тут же вернулся за зонтиком, Валантэн от души посоветовал ему помолчать о серебре, если он хочет его уберечь. |
| But to whomever he talked, Valentin kept his eye open for someone else; he looked out steadily for anyone, rich or poor, male or female, who was well up to six feet; for Flambeau was four inches above it. | Но с кем бы Валантэн ни говорил, он искал взглядом другого человека - в бедном ли платье, в богатом ли, в женском или мужском, только не ниже шести футов. В знаменитом преступнике было шесть футов четыре дюйма. |
| He alighted at Liverpool Street, however, quite conscientiously secure that he had not missed the criminal so far. | Как бы то ни было, вступая на Ливерпул-стрит, он был уверен, что не упустил вора. |
