Читать «О людях и самолётах 2» онлайн - страница 177

Дверь в салон была сорвана или аварийно сброшена – не понять. Обогнав всех, борттехник нырнул в кабину и что-то неразборчиво закричал оттуда. Алексеев и второй пилот вертолёта ПСС подбежали поближе.

– Живой, Витька живой! – исступлённо кричал борттехник, подтягивая чьё-то тяжёлое тело к двери. Лётчика вытащили из вертолёта и положили на траву, он был без сознания, куртка залита засохшей кровью.

– А командир? – спросил лётчик.

Техник снова нырнул в вертолёт, повозился.

– Мёртвый. Холодный уже… сейчас вытащу…

– Вот что, Ткаченко, – решительно сказал Алексеев, – грузите раненого в вертолёт! Как взлетите, – повернулся он к пилоту – запрашивайте КП, пусть дают вам коридор сразу на Москву, к нашим помощникам смерти везти бесполезно. Керосина хватит? Пилот кивнул и спросил:

– А вы, товарищ майор?

– А я здесь побуду, скажете там, чтобы машину прислали. Да не тяните время, не довезёте!

Фыркнула и дала первый выхлоп турбина, от вертолёта подул горячий, усиливающийся ветер. Из салона выпрыгнул борттехник, пригибаясь, подбежал к Алексееву и передал ему портфель.

– Командир приказал отдать…

– Что это?

– Сухпай!

Вертолёт быстро набрал высоту и, опустив нос и кренясь на правый борт, пошёл на восток. Стало тихо.

Алексеев вернулся к месту катастрофы. Погибший лётчик лежал на спине. Черты его лица, как это часто бывает у мёртвых, как бы расплылись, потеряли осмысленность. Человека не было, на траве, слегка согнув ноги, лежала сломанная оболочка, потерявшая смысл и значение. Молния на куртке разошлась и была видна майка. На майке весёлый слонёнок жонглировал мячом.

Алексеев выволок из вертолёта парашютную сумку, распустил парашют и накрыл мёртвого. Больше он ничего сделать не мог, оставалось ждать.

Алексеев побрёл вдоль опушки и в нескольких метрах от места катастрофы нашёл маленькую поляну. На ней было выкопано углубление для костра, вокруг него лежали бревнышки для сидения и маленькая поленница дров. Наверное, сюда часто приходили дачники с соседних участков. За поляной в овражке бежал ручей. Алексеев спустился к воде. Течение оказалось неожиданно сильным, а вода ледяной. На песчаном дне колыхались ленты водяной травы, радужными брызгами сновали мальки. Алексеев нагнулся, зачерпнул в ладони воды и плеснул в лицо. Обжигающее ледяное прикосновение к коже оказалось настолько свежим и чистым, что Алексеев разделся по пояс, забросив одежду наверх, и лил воду на грудь и спину до тех пор, пока руки не свело от холода.

Внезапно он ощутил, что каждое, даже самое простое движение доставляет ему удивительную радость. Ход времени замедлился. Он погружал ладони в воду, соединял их ковшиком и, поднимаясь, следил, как вода сочится между плотно сжатыми пальцами и падает обратно в ручей. Он ощущал своё дыхание, сокращение мышц, он слышал журчание ручья, видел буйные заросли какого-то сорняка на берегу; внезапное ощущение полноты жизни было пронзительным и забытым с детства. Оно проснулось оттого, что в нескольких метрах отсюда лежало тело человека, от которого по слепому стечению обстоятельств всё это ушло. Он не мог больше умываться в ручье, ходить, разговаривать, чувствовать мокрый браслет часов, которые забыл снять с руки.