Читать «Мой папа – Штирлиц (сборник)» онлайн - страница 100

Сколько раз, прежде чем уснуть под гнусавое пение соседского граммофона, звон посуды и разъяренной кухонной свары, она просила: «Нянь, а помнишь, как Николка на катке потерялся?» Корнеевна тяжело усаживалась на стул рядом с Оленькиной тахтой: «Дак ведь как не помнить: замерзли, Сережа еле живой от холода, а как без Николая домой идти? Темнеет. Эх, думаю, пропала моя головушка. Токо смотрю – ведут героя. Пошел у ворот с извозчиками беседовать. Думал, его за спасибо на лошадке покатают, а те, не будь дураки, к городовому его спровадили». Оленька уже слышала этот и подобные рассказы, но всякий раз с радостью и умилением ловила новые детали, которыми Корнеевне удавалось расцветить картинки прошлого: то это были «жесткие, что твой рыбий хвост» усы городового, то «сладкие, как девичьи сны» пирожные, которыми братцев угощали в кондитерской «Рауль».

Нередко после рассказов о прошлой сказочной жизни Корнеевна вздыхала: «Эх, Олюня, родилась ты поздновато, и всего-то на твою долю четыре мирных годика пришлось, а потом как закрутило… Папаша погибли, маменька от горя заболели, а там и революция ента, прости господи: солдатня да матросня, стрельба, грабежи да обыски, весь мир, как ни есть, с ума съехал. Сирота ты, сирота. Ну, глядишь, тебе в ентой жизни подфартит. Можа какой добрый человек тебя замуж возьмет – отпустит меня, старуху, на покой». Оленька удивлялась: «Неужто плохо тебе со мной, Корнеевна?» Та беззубо сердилась: «Плохо ли хорошо, а старому человеку и отдохнуть не грех». Словом, когда Оленька действительно вышла замуж и из коммуналки переехала в эту замечательную отдельную квартиру с кухней, ванной, туалетом, тремя просторными комнатами, окнами, выходящими не только во двор, но и на особнячки, степенно расположившиеся вдоль тихой, заросшей старинными липами бывшей Купеческой, ныне улицы имени Первой Конной, переезжать вместе с ней Корнеевна отказалась: «Негоже мне свой угол терять, какая ни есть, все ж жилплощадь, а тебя я в твоих хоромах и так навещать буду». И навещала. Часто. Почти каждый день. А когда Женюрка родился, так и вообще первые два месяца дневала и ночевала у них, обучая Оленьку всем премудростям материнства, но насовсем переезжать с чугунным крестьянским упорством отказывалась.

«Странно все-таки складываются человеческие судьбы, – думала Оленька, поглядывая на заснувшего сынишку, – вот Корнеевна, троих детей вырастила, в деле ухода за младенцами – профессор, а сама не только своих детей не имела, но даже замужем никогда не была». Она переложила сына в кроватку и взглянула на будильник: семь часов. Скоро рассветет, квартира наполнится тихим зимним светом, няня придет, кряхтя, будет в прихожей валенки снимать, обидится, когда я сунусь помогать, потом степенно и долго будет на кухне чай пить да последние новости рассказывать: «Зинка-татарка замуж за управдома выходит, а у дворничихи сына в каталажке увезли, говорят за грабеж со взломом, а на Банной давеча транвай с рельсов сошел, ужасть как много народу покалечилось, а у извозчика Базлова цыгане прошлой ночью лошадь увели, уж так ноне убивался, не приведи Господь».