Читать «Пересуды» онлайн - страница 150

Принято считать, что для достижения столь впечатляющих результатов положено много работать. Однако, судя по всему, процесс творчества у Клауса был естественным, как дыхание. Он абсолютно серьезно утверждал, что книги «пишут себя сами». Вдобавок он был компанейским парнем и умел получать удовольствие от жизни. Знал толк в еде и винах, а в жены и любовницы выбирал исключительно длинноногих красавиц (ярчайший пример — юная Сильвия Кристель, «Эммануэль», прожившая с Клаусом почти 7 лет и имевшая от него сына).

Впрочем, красавицы, скорее всего, сами его выбирали, очарованные обаянием таланта, юмором и непоказным мужеством. Последнее качество проявилось особенно ярко, когда Клаус вдруг обнаружил, что ему стало трудно работать, а врачи нашли у него начальную стадию «альцхаймера».

И Клаус не стал дожидаться конца, постепенно съезжая в слабоумие, но потребовал себе «легкой смерти». В 2008 году, находясь во вполне здравом уме, он удалился в мир иной.

«Я знаю, он хотел уйти достойно и красиво, — сказал один из его друзей. — Но смерть его — огромная потеря для всех, кто любит хорошую литературу, а он был одним из самых прекрасных поэтов в мире».

Книги Клауса, как правило, опираются на солидную реалистическую базу. Однако реализм этот своеобразен и соответствует реальности не более, чем реализм Джойса, Пруста или Фолкнера. Последним из этой троицы Клаус искренне восхищался, и влияние его творчества, в частности, на роман «Пересуды» легко видеть всякому, кто прочел хотя бы «Шум и ярость».

Клаус, подобно Фолкнеру, отдает повествование на откуп его персонажам, один из которых — не вполне адекватный юноша. Персонажей множество, есть даже один собирательный, «Мы», — общественное мнение, так сказать. Этот прием не только позволяет автору смотреть на происходящее со стороны, но и придает тексту большую объемность.

Но если у Фолкнера в «Шуме и ярости» время застывает, то в «Пересудах» оно, соскочив с оси, вылетает за пределы книги. Действие первой части романа происходит в середине 60-х годов прошлого века. Но прошлое не оставляет его героев в покое, оно властно вторгается в настоящее, и события, перетекая друг в друга, словно бы происходят одновременно, в каком-то неведомом «мартобре». Легко и непринужденно, буквально посреди фразы, Клаус уводит нас из деревни, где сосредоточено основное действие романа, то — во Вторую мировую, то — в джунгли Конго. Туда же неожиданно планируют обстоятельства и предметы из будущего — такие, как пистолет «Глок-35», к которому приценивается минеер Кантилльон и которого и через тридцать лет, когда писался роман, еще не существовало.

Клаус, собственно, никогда не стремился к тому, чтобы точно следовать фактам. «Всякая книга вранье, — отвечает он на вопрос интервьюера, много ли правды в его романе. — Писателю приходится врать. Когда пишешь книгу, пытаешься совершить чудо, сотворить новую реальность, только это никогда до конца не удается… Я полагаю, построить новую реальность можно только на основе выдумки… или снов». И — хитрая, хулиганская улыбочка: узнает ли оппонент скрытую цитату из Набокова? («…artists who fantastically re-create observed life…»)?