Читать «Хобби Холл, или Приключения русского кота в Туманном Альбионе» онлайн - страница 58

«Хотя, если разобраться, такие вот благостные Шульцы чаще всего и оказываются, в конце концов, коварными преступниками, – предостёрег себя Дарлинг, укравший кучу детективных романов из районной библиотеки. – Ладно, не будем спешить с выводами, никуда Шульц не денется. Не в Парагвай же ему бежать к своим дружкам эсэсовцам. Хотя я бы на его месте…»

Оставив на время Шульца в покое, он решил познакомиться с кухаркой, мисс Кука-Не, или как там её, у которой, кстати, было немало оснований для того, чтобы возненавидеть прожорливого кота самой лютой ненавистью.

Дарлинг побрёл на кухню.

Там он застал Марью-Деесдемону Кукконен за любимым занятием финских девушек – мытьём пола с опилками и чесноком. Кухарка так увлеклась своим делом, что даже не заметила, как неосторожный Дарлинг два раза опрокинул ведро с чесночным раствором. Первый раз у порога, а потом прямо посреди кухни. Только наполняя ведро в третий раз, мисс Кукконен заподозрила неладное. Прервав свою песню (в которой в общих чертах излагалась незавидная судьба молодой хуторянки, муж которой пошёл как-то утром в густой лес по дрова, да так и не вернулся, чего раньше с ним никогда не случалось, так что женщина не знала, что и подумать), Марья-Деесдемона подняла голову и огляделась вокруг. Удивление кухарки, когда она обнаружила на кухне Дарлинга, можно было сравнить разве что с удивлением героини песни, муж которой явился-таки домой. Но не из леса, а из города и вдрызг пьяный. Да ещё и без штанов.

Ведро выскользнуло из ослабевших рук мисс Кукконен. Тут-то Дарлинг и испытал ощущения матроса с попавшего в шторм корабля, когда на него «обрушивается солиднейшая из волн, свирепствующих в бушующем океане». (Так, кажется, выражался непревзойдённый классик английской литературы Юзеф Теодор Конрад Коженевский?) Вычерпывая чесночный раствор из ушей, перед тем как вплотную заняться брюками и пиджаком, Дарлинг поприветствовал кухарку одной из фраз, которые используются беднейшими слоями португальского крестьянства для убеждения темнейших слоёв португальского вьючного скота в необходимости трогаться с места. Кухарка, увы, знала португальский не лучше английского, поэтому и не смогла оценить всю свежую прелесть использованного Дарлингом диалекта предгорий. Это удивительно, но в спокойной обстановке Дарлинг и сам-то знал по-португальски только два слова: «Бенфика» да «Спортинг».

– Ну, чего пришёл? – Марья по-матерински принялась выжимать костюм прямо на Дарлинге. – Теперь вот весь мокрый, как глупый дурак.

– Вы кухарка? – закричал Дарлинг, пытаясь вырваться из проворных лап Кукконен. – Что вы тут болтаете? Вы по-английски говорите?

Впервые в жизни Дарлинг серьёзно испугался, что сходит с ума.

– Ты мне не вертись! Вертеться потом будешь, когда я тебя выжму. Хочешь в мокрых штанах всю жизнь ходить? Не хочешь? Так стой тогда!

И Марья-Деесдемона отшвырнула к печке костыли, на которые опирался Уильям Сомерсет Дарлинг, потому что они ей мешали. Дарлинг рухнул прямо в лужу. В почти уже выжатом костюме. Марье стало жалко своих трудов. Этот мальчишка над ней издевается! Задумал поиграть.

– Ну и лежи тогда. А я пойду тесто ставить, да надо ещё салат заправлять. Что-то он мне сегодня не нравится. Говорила же этому глупому на рынке, что у него петрушка засохшая, дак он только глаза таращит да болтает чего-то. А чего, и сам, наверное, не знает. Глупые вы тут все, да я уж привыкла. Ну, ты лежи, коли тебе нравится, а я пойду.

И она отправилась проведывать тесто.

Во время монолога дикой кухарки Дарлинг смотрел на неё из лужи и ни разу не моргнул. Так совсем юные младенцы смотрят на нежное материнское лицо, склонившееся над уютной кроваткой. Они смотрят так потому, что впервые в жизни пытаются разгадать Великую Неразгаданную Тайну. Ещё не подозревая о том, что тайну эту разгадать нельзя.

На кухне давно уже никого не было, а Дарлинг всё ещё лежал в луже. Все бури стихли в его душе. Он видел, как с крыши капают капли, потому что уже тепло, светит солнце, и последний снег тает. Весенний полдень, и мама ждёт его дома, и, когда он явится, она даст ему пирога, а возможно, и подзатыльник, если он будет совсем уж мокрый. И перед ним вся, такая таинственная, жизнь. И у него ещё есть возможность никогда не становиться тем отвратительным Уильямом Дарлингом, которым он вскоре станет. Надо только не упустить этот миг. Надо только не забыть эти капли с крыши, это тёплое солнце и этот весенний ветер. И всегда надо помнить это нежное прикосновение счастья…

С тихими слезами Уильям пополз к своим костылям, которые должны были привести его… Куда? Поднимаясь на ногу, Дарлинг не знал, куда ему идти. Да он и не хотел этого знать. Всхлипывая, Уильям долго пристраивал костыли под своей мокрой плотью. Как будто они могли помочь ему в обретении душевного равновесия. Тщетная надежда! Повиснув на костылях, он побрёл в гостиную.