Читать «Харбинские мотыльки» онлайн - страница 181

— Так вы и письмо прочли? — Ухмыльнулся Иван. — Ну-ну… — Сел и опять уставился в бумаги.

В это неожиданно влез Тимофей, ввернул какое-то слово, что пора бы приостановить борьбу.

— Да, — сказал Борис, перебивая Тимофея, — верно. Это безумие теперь было бы продолжать заниматься этим. Кроме прочего, это ставит под удар теперь и меня, так как за мной и шпион ходит, и я к вам пришел и согласился, чтоб послания и письма приходили на мой ре-вельский адрес, полагая, что будут просто письма, но я ни в коем случае не хотел, чтобы присылали литературу из Харбина и календари! Мне ни в коем случае этого не надо! Я еще и за таможенную пошлину не получил обратно…

Каблуков поморщился.

— Пошлину вспомнил, — пробормотал он, играя желваками.

Тимофей, не заметив оскомины на лице Ивана, сказал:

— Борис Александрович правильно говорит, сейчас на самом деле было бы правильно приостановить… Да, может, следовало бы совсем призадуматься над тем, что писал Алексей о церкви и РСХД, может, Иван, тебе следует послушать брата и поехать в Болгарию, учиться в Богословский Институт, как и пишет брат…

Каблуков снова вскочил, листки полетели на пол, Иван кинулся теперь на Тимофея, толкнул его на кушетку, навис над ним и зашипел:

— Отступиться хочешь? Отступиться? Давай! Предай до петухов три раза! Давай! Я не против. Уходи к учителке, с ней живи, с детишками! Только одна заковырка есть: хочешь отступить, верни глаз! Ты его завещал России! Забыл? Если отступаешься, давай глаз сюда! Он тебе не принадлежит!

В руке у Каблукова при этом откуда-то взялся нож. Борис почувствовал, как его ноги слабеют и во рту все сохнет, горло сдавило, он хотел подойти, взять стул, разбить его о голову Ивана, у него аж потемнело в глазах от решимости, само желание съездить по густым каштановым волосам мгновенно его опустошило, и руки затряслись. Расстегивая пуговички на воротнике, он сказал слабым голосом:

— Каблуков, вы с ума сошли. Прекратите немедленно.

— А вы не лезьте не в свое дело! — грубо ответил тот, глянув порывисто на него через плечо. — Это между нами только. Как в семье. Брат с братом говорит, не лезьте. Так и тут.

— Да вы что, это, конечно, не так. Вы и не братья…

— Тебе почем знать, братья мы теперь или нет?

— Все равно. Так нельзя. Хоть бы и с братом…

— Да что нельзя?! — развернулся к нему Каблуков, и художник почувствовал облегчение. — Кто вы тут решать, что можно, чего нельзя! Не лезь, говорят! Иди своей дорогой! Тебе на судьбу России плевать, а на нас и подавно должно быть. Что не плюнешь? А? Что тебе этот слюнтяй? Он тебе зачем? Кто он тебе?

— На твою Россию — да, а на глаз его нет, не плевать. На всю Россию и весь народ ее — да, плюю прямо сейчас на пол, — и Ребров сплюнул, почувствовав в себе силу и жар, мурашки пронеслись по спине и волосам, — а вот за глаз его смертным боем с тобой биться буду!

— Давай! — резво крутанулся на месте Каблуков, пружиня в коленках, будто танцуя: живость в нем была необыкновенная. — Я тоже буду. Потому что глаз этот от России уже неотделим! И если хочет уйти, пусть глаз отдает. А если ты не дашь, я за этот глаз, как за Россию, с тобой, гадом, биться буду!