Читать «Кровавый разлив» онлайн - страница 34

— «Заживетъ»! — не глядя на Васильковскаго сказалъ Пасхаловъ. — Хорошо, пусть и заживетъ… Но ты вотъ что мнѣ скажи: вотъ, твой народъ совершаетъ ужасное, жестокое дѣло. Проливаетъ кровь, убиваетъ… Женщинъ, младевцевъ, всѣхъ… Ты, — голосъ его сталъ глуше, а глаза печальвѣе, — ты отвѣтственнымъ за это дѣло себя не считаешь?

Васильковскій нетерпѣливо заворочался.

— Я?.. Отвѣтственнымъ?..

Онъ намоталъ на палецъ широкую черную тесьму отъ пенснэ и потомъ торопливо размоталъ.

— Голубчикъ, да, вѣдь, я громить не ходилъ.

3.

— Хорошо, Федоръ! — вдругъ отозвалась Наталья. — Ты вотъ считаешь себя отвѣтственнымъ… Но что же ты сдѣлалъ, что же ты сдѣлаешь, для того, чтобы это самое жестокое дѣло не совершилось? Что?!

— Что я сдѣлаю?

— Да, что ты сдѣлаешь? — Наталья порывисто встала. — Какъ, чѣмъ будешь ты ему противодѣйствовать?..

Пасхаловъ помолчалъ въ смущеніи, и потомъ тихо сказалъ:

— Что же я могу… Я не знаю… Кажется, у меня никакихъ средствъ…

— Вотъ! Вотъ то-то и есть! — гвѣвно, и съ болью, вскрикнула Наталья. — Только и зналъ ты всю свою жизнь, что хныкать и ныть… Господи, да что же это такое!.. Вотъ, Константинъ расхваливалъ тебя, — «нѣжная, тонкая, чуткая натура»… А я твою чуткую натуру ненавижу, и ты внушаешь мнѣ чувство злобное, омерзѣніе ты мнѣ внушаешь!

— Charmant, ma cousine! — взвизгнулъ Васильковскій, весело подскакивая на стулѣ. — Стиль у тебя удивительно мягкій.

— Право же, Федоръ! — съ какою-то дѣтской наивностью и въ то же время съ возрастающей горячностью воскликнула Наталья. — Ну, что же ты дѣлаешь! И за всю свою жизнь, что ты дѣлалъ?.. Ты посмотри вокругъ… Какое радостное, какое прекрасное время настало! Новая жизнь строится, прекрасная и свѣтлая. Передъ ея ростомъ дрожитъ и стонетъ все отжившее… Оно корчится отъ ужаса передъ неминуемой гибелью, оно задыхается уже отъ смрада своего гніенія… Какая радость, какое непонятное, незаслуженное блаженство выпало намъ — жить въ пору этой борьбы… и принимать въ ней участіе… Ахъ, Федоръ! Вѣдь рая не нужно будетъ!.. Вѣдь… вѣдь…

Голосъ ея прервался. Она стояла посреди комнаты, вся сіяющая и трепетная, нѣжная, какъ юность, и какъ юность сильная. Слезы стояли у нея въ глазахъ и шли изъ глазъ золотые лучи, и отъ лучей этихъ свѣтлѣе и прозрачнѣе сдѣлалось обратившееся къ сестрѣ тусклое лицо Пасхалова…

— Ты тоже могъ бы войти въ жизнь, сдѣлаться судьей въ ней и строителемъ!.. — продолжала Наталья, волнуясь. — И мстителемъ можно сдѣлаться, Федоръ, мстителемъ!.. Зачѣмъ же терять это счастье свое… отворачиваться отъ него, отдаваться хныканью, нытью, пустому доброжелательству, оставаться «чуткой, нѣжной натурой», ничего не дѣлать и только стонать… Ахъ, отвратительно это мнѣ, отвратительно!

Она поднесла оба кулака къ своему внезапно и стравно измѣнившемуся лицу и ими потрясла.

— Отвратительно, Федоръ!.. И вотъ ты, Константинъ. — Она быстро повернулась къ Васильковскому. — Ты знаешь самъ, какъ мало ты мнѣ симпатиченъ, — ты и всѣ твои грабительскія дѣла. Но… но… ей-Богу же, въ концѣ-концовъ, даже тебя я больше уважаю, чѣмъ вотъ его.