Читать «Кровавый разлив» онлайн - страница 35

— Очень тронутъ, — сказалъ Васильковскій. — И говорю это серьезно.

— Поставилъ ты себѣ цѣлью милліонъ, — и грабишь съ жадностью. Хочешь ты свои собственные заводы имѣть, — и идешь къ нимъ. Ты идешь!.. Ты все же человѣкъ дѣйствія, поступка, рѣшительнаго движенія, — и на тебя можно расчитывать… А этотъ вотъ, а онъ… чувствителенъ, какъ невскрывшійся нарывъ, и нуженъ людямъ, какъ нарывъ же… Кротость у него какая-то, смиреніе, вотъ и чувство отвѣтственности у него, елеемъ онъ какимъ-то особеннымъ пропитанъ, или вотъ, отраженіемъ этихъ церковныхъ стѣнъ, — не разберу и сама… Но одно знаю, негоденъ онъ ни къ чему, и никакого дѣла съ нимъ нельзя имѣть… Вчера, напримѣръ, понадобилась мнѣ отъ него услуга одна…

Наталья бросилась къ дивану и проворно вытащила изъ-подъ него свой чемоданъ.

— Надо мнѣ было въ надежномъ мѣстѣ скрыть… вотъ это… Такъ, вѣдь, не рѣшилась прямо сказать ему, въ чемъ дѣло! Должна была врать… три короба наврать: — уѣзжаю, съ хозяйкой поссорилась, чортъ знаетъ, что еще…

— Значитъ, таки нелегальщина, — криво усмѣхнулся Пасхаловъ:- а увѣряла честнымъ словомъ, что это не прокламаціи.

— А, я увѣряла!.. — Наталья съ насмѣшкой сожалѣнія посмотрѣла на брата. — Ну, что жъ, увѣряла и не солгала: тутъ нелегальщины и нѣтъ, и ни одной прокламаціи нѣтъ… Тутъ… тутъ вотъ что…

Проворно щелкнувъ ключомъ, она раскрыла чемоданъ, и посыпались изъ чемодана, вмѣстѣ съ кофточками, чулками и носовыми платками, разныхъ калибровъ револьверы…

— Это вотъ что, — лукаво смѣясь одними глазами, сверкающими и злыми, повторила Наталья. — Для самообороны… Сейчасъ отнесу въ одно мѣсто и тамъ раздалутъ… Вотъ, спрятала у него чемоданъ, и всю ночь неспокойна была…

— Чего жъ ты боялась, выдамъ, что ли? — уныло спросилъ Пасхаловъ.

— А кто тебя разберетъ, «чуткую натуру» твою?.. Развѣ можно довѣрять тебѣ, развѣ можно знать, какая еще нелѣпая идея зародится въ твоей прокнсшей душѣ?.. Можетъ бьпъ «злу не противься», можетъ быть «самооборона еще больше ожесточитъ»… Вѣдь, ты же и трусъ…

Она собрала револьверы, завернула въ бѣлье, и сунула въ чемоданъ.

— Я очень жалѣла потомъ, что не къ Константину отнесла.

— Ко мнѣ такихъ вещей не носи, — спокойно отозвался Васильковскій, — я не впущу.

— Господи!.. Братъ онъ мнѣ, братъ!.. — тоскливо и какъ бы съ недоумѣніемъ вскрикнула Наталья послѣ нѣкотораго молчанія. — И, вѣдь, все же люблю я его… Если не считать отца, — единственный же ты, Федя, человѣкъ на землѣ, котораго я люблю… Но ты… ты проклятъ проклятіемъ внутренняго безсилія, ты гадокъ мнѣ, и… и… и, кажется, съ радостью взяла бы я вотъ этотъ самый чемоданъ, да такъ бы по головѣ тебя, негодяя, и двинула… Чтобъ не стало тебя!

— Это, ей-Богу, чудесно! — весело хлопнулъ себя по бедрамъ Васильковскій. — Къ Марьѣ Александровнѣ я собирался, — глазки у ней эфіопскіе, и арію Сантуццы она хорошо поетъ. Но ничего, не жалѣю, что не пошелъ: занятно и тутъ…

Наталья стояла у окна, спиной къ свѣту, и въ рукахъ держала чемоданъ. Теперь она была очень блѣдна, губы ея слегка дрожали, и дрожали рѣсницы. Казалось, подступали къ нимъ слезы, и Наталья, стыдясь и негодуя, сдерживала ихъ, топила въ гнѣвѣ своемъ, въ любви своей и въ горькой печали.