Земные, теплые движеньяна глину плещут и скользятвсе яростней, все вдохновенней,но чуда повторить нельзя.Полураздавленный и липкийобвал неясного лица,как вызов, шлет полуулыбкуглазам прищуренным творца.Припоминая Божье слово,дрожит бесформенная плоть.Сырыми тряпками оковани к муке приближаясь вплоть,ты рассекаешь выход узкий,чтоб голос вышел на простор,чтоб пел и плакал каждый мускул,не вздрагивавший до сих пор.И вот, уже изнемогая,сквозь вопль, исторгнутый борьбой,ты слышишь — дышит грудь глухая,ты видишь — солнце над тобой.
«Меч». 22.III.1936
ПРАГА
Растянув тишину по аллеям,приколов к темноте фонари,теплый вечер мундиров алеетна посту у сентябрьской зари. Каменеет дворцовая стража, каменеют химеры и храм. Смерть на ратуше время покажет: — Горожане, пора по домам! —И тогда из-под арок в извивыузких улиц, сквозь копоть и пыль,золотистым играющим пивоммалостранская вспенится быль. Газ больными глазами моргает, и туман вырастает стеной, и бунтарские песни слагая, бродят души в угрюмой пивной.Хмель их горек, и хмельно их горе,потрясает кружками цех;а в молчанье обсерваторийищет Браге счастья для всех. И, пугаясь полночного крика, по подвалам алхимики ждут золотую удачу, и дико над ретортами ночи плывут.И в предчувствии бед и бездолья,одинокий и злой, как скопцы,серым пальцем глиняный Големкоролевские метит дворцы.
«В глухое море площадей…»
В глухое море площадейстекают переулки.Опять восьмичасовый деньвыходит на прогулку.И сотни лошадиных силперековав в моторы,асфальтом бережно залилсвою свободу город.Гуляет время, как палач,выдумывая трюки,и вызывает всех на матчс непобедимой скукой.Туман накинул Гранд-Отельплащом испанских грандов,и ночь орет и пьет коктейль,как негры из джаз-банда.И слышит чахлая луна,как ты кричишь рассвету,срывая гнев, как ордена:«Карету мне, карету!»
