Томясь в тисках обложки серой,еще не предано земле,лежит бессмертье Гулливераогромной книгой на столе.Спеша взволнованно пробратьсясквозь сон библиотечных лет,над темным пленом иллюстрацийрастет и крепнет силуэт.И вот, круша ногой булыжникминиатюрной мостовой,вновь Гулливер из ночи книжнойвыходит в город неживой.Опять напрасно ожидаладуша увидеть в этот раздома размеров небывалыхи над собой фонарный глаз.Как надоело Гулливеруна гномов сверху вниз смотреть!Где души равных по размеру?Где все смиряющая смерть?Склонись — торопят лилипутырезвиться с ними в чехарду. —Вот так пустеют склянки сутокдвенадцать месяцев в году!Зачем придумал сочинительулыбку бодрую тебе?Ты гневно рвешь гнилые нити,и крошки воют, оробев.И, сняв со всех границ запреты,— как безграничен строк простор! —у самого плеча поэтадуша сгорает, как костер.И, гранки заслоняя теньюгустых ресниц, ты видишь тут —венок чудесных приключенийкладет у гроба лилипут.
«Современные записки». 1934. Т. 56
ШАХМАТЫ
Вадиму Морковину
Длинные пальцы большой руки, —Ястребом кружит тень.Мир оплывает в размах доски.Белая клетка. День.
* * *
Деревянны шаги королевской четы,деревянны хвосты коней.Офицерские очи прозрачно-пустыот бессонных ночей и дней.Очарованно двинулась белая рать,за квадратом берет квадрат.Обреченно клялись короля защищатьдеревянные души солдат.
* * *
Как золотисты волосы под шлемом!А белый плащ как крылья на плечах!Король, король! Любовь страшней изменыЯ подымусь, я глухо крикну — шах!
* * *
Черная дама, как Жанна д’Арк,гордо ведет войска.Шелест знамен, как весенний парк.Мутно блестит доска.Белый квадрат, черный квадрат.Гулкая тьма и свет.Нежность молчит. Души молчат.Копья несут ответ.Конь вороной, сбив седока,крошит копытом мир.Саван на лоб сдвинув слегка,смерть сторожит турнир.
* * *
Как нож вонзает листья кактусв окно, завешенное тьмой,и сон, однажды сбившись с такта,не возвращается домой.Вползая медленно и едко,сдвигает комнату тоска,душа томится в черной клетке,ночь нарастает, как раскат.Я низко опускаю плечи —любовь враждебна и темна,мне защищаться больше нечем.Мой ход неверен. Я одна.Неотвечающей любовьюполна, как ядом, тишина.Вот так — согнувшись в изголовье,встречать я день осуждена.Но утро, и живешь иначе,надеждой сомкнуты уста,мир — разрешимая задача,и клетка черная пуста.
