Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 72

— Я вам не на посмешище сдался, — пробубнил он, — снимать не буду.

— Ка-эк! С кем говоришь! — Есаул даже подпрыгнул, уколов себе палец. — Вахмистр! Что рот разинул!

Широколицый детина почти с Андрея подскочил к нему, обнял, и распоясанные брюки поползли книзу. За окнами поднялся переполох, завизжали бабы. Андрей, оттолкнув вахмистра, грузно плюхнулся животом на пол. По голому, крепко сбитому заду зашлепала кислиновая плетка. Вздрогнув всем телом, Андрей хрустнул суставами пальцев, сжал кулаки, но руки от пола не поднялись. Шея надулась бугристыми жилами, покраснела. Он скрипнул зубами, подогнул голову и горячим лбом уставился в пол. После каждых пяти ударов есаул приговаривал: «Это тебе за то, чтобы ты не воловодился с большевиками; это за то, чтобы ты не дружился с изменниками казачества; это за то, чтобы ты не знался с убийцами станичных атаманов; это за то, что через тебя убежал этот мерзавец; это за казачью честь, чтобы ты не забывал ее; а это подарочек от меня, чтобы ты не забывал дисциплину».

На девятом ударе кожа лопнула, и густой цевкой брызнула кровь. Когда плеть попадала на прорубцованные места, Андрей стукался лбом о половицу, круто выгибал спину и, сотрясаясь плечами, хрипло выдыхал.

— Отставить! — скомандовал есаул. — Ведите в амбар!

Андрей, молча, тяжело поднялся, застегнул штаны и, ни на кого не глядя, покачнулся в дверь.

К столу подтолкнули полуживого Степана Ильича. Есаул брезгливо взглянул на него, передернул тоненькими, как мышиный хвостик, бровями и, морщась, отвернулся к окну.

— Двадцать пять горячих! — процедил он.

Под лязганье плетки есаул смотрел в окно, щурил короткие ресницы, радовался хорошей погоде и яркому солнцу. На дворе было тихо, безоблачно. На ветках акаций в палисаднике весело чирикали воробьи; за окнами перепархивали ручные голуби, хлопали по стеклу крыльями. За ними с палками гонялись ребятишки. Длинными шестами они совали за наличники окон, вышвыривали гнезда. Голуби злобно бормотали, шарахались с гнезд и, свистя крыльями, перескакивали с одного наличника на другой.

Есаул распахнул окно:

— Я вам, дьяволята, погоняю! — и погрозился сухим, с длинным ногтем, пальцем. — Разве можно обижать голубей.

Ребята заулюлюкали, кто куда сыпанули от окон, а есаул, сладко улыбаясь, подморгнул молодой казачке. Та пырскнула и уткнулась в плечо подруги.

Вахмистр опустил мокрую плеть, вытер разомлевшее лицо платочком:

— Господин есаул, куда прикажете?

— В амбар! — не отрываясь от окна, отчеканил есаул. Играя бровями, он смотрел, как подруги указывают на него рукой, перешептываются.

— Он не встает, господин еса…

— Тащите домой! — сердито оборвал тот.

Коваль заканчивал работу — оставалось отделать три пики, — когда в кузню зашли два вооруженных, при шашках и револьверах, урядника. Один из них — еще совсем безусый, с бледным прыщеватым лицом — одет был во все военное, только на фуражке вместо кокарды рогатился герб мужской прогимназии. Делая свое безо времени состарившееся лицо не по чину строгим, он водил по кузне близорукими глазами, вынюхивал что-то. Другой — румяный и осанистый, с короткими, не закрывающими рот губами — кивком головы поманил полицейского и вместе с ним вышел за двери.