Читать «Школа кибернетики» онлайн - страница 129

Подходя к реке, я замечаю, что ее тоже нет. Воду спустили. Зачем? Ах, ну да, чтобы я сказал: сколько воды утекло с тех пор! Дно покрыто трещинами, по нему ходят голуби и быстро перемещается моя тень. Хрипы моторов, всклокоченные голуби, рыжие пирожки, стук забиваемых свай, стоны трамваев, оплывшие лица прохожих. Я захожу в подворотню, Становлюсь на то же самое место, прислонившись спиной к стене. Я смотрю на землю возле своих ног, и она кажется мне водой, далекой водой, как будто я собираюсь прыгнуть с высоты, ласточкой... Я боюсь прыгать, слишком высоко. Я не хочу прыгать, я пытаюсь пятиться назад, но сзади стена, она не пускает меня, и вот уже я извиваюсь на ней, и снова я пытаюсь посмотреть на свои руки, и теперь я нахожу их, но лучше бы я этого не делал. Неужели это мои руки? Кисти вывернуты, пальцы скрючены...

— Змей, — хрипит мне Панкрат, и вдруг за пылевой завесой я отчетливо вижу, что это не Панкрат. Это Ром, мой одноклассник.

— Это — Ром, мой одноклассник, — говорю я, и сам не знаю, кому я это говорю, и вдруг вижу, что Ром тоже тает, и передо мной стоят испуганные люди и смотрят на меня. Я даже слышу, что они говорят: «У него припадок, надо вызвать «скорую»...»

— Я не эпилептик. Это от удара Рома, — говорю я. Или мне только кажется, что я говорю. Мыльные пузыри вылетают из моего рта. Больше я ничего не вижу... Я смотрю на свои руки — ровные и неподвижные, сжимаю кулаки. Я вспомнил, что я — это не я. Я могу смотреть дальше. Я вижу, как я ничего не вижу. Как меня кладут в «скорую», как «скорая» фыркает и отъезжает... Глаза Панкра-та... Нет, Рома. Я знаю, что они за мной охотятся, прыгают из одного тела в другое. Но при чем тут ты, Ром? Мы ходили друг к другу в гости, давали друг другу книги, ели винегрет из одной кастрюли, слушали «Genesis», «Yes» и «Pink Floyd». В какой-то момент Ром ни с того ни с сего стал невыносим — он всем стал хамить, всех пинать, и все это терпели, потому что Ром был самым сильным. И я сначала терпел, а потом перестал с ним разговаривать. Я старался его не замечать, а он был этим задет и все время обращался ко мне. По-хорошему. Мы стояли во дворике, и он много раз обращался ко мне по-хорошему, пока не ударил. Никто так никогда и не понял, почему, за что и откуда такая" нечеловеческая сила. Я видел твое тело, Ром, я видел, как оно разминается, как оно ведет бой с тенью. Что с тобой стало, где ты и кто ты? Я этого не знаю, я не знаю, зачем я смотрю на «скорую», подъезжающую к санпропускнику. Носилки со мной вносят в приемный покой, минуту я лежу на столе, ко мне подходит Иван Семенович Котов, мой тренер по классической борьбе. На нем белый халат и колпак. Халат скрывает великолепные мускулы, они видны только на лице — там они играют. Он осматривает меня с какой-то досадой, без особого любопытства. Поднимает мою правую руку и долго смотрит на длинные белые ногти. Морщится. Смотрит на левую. Там ногти коротко подстрижены. Но это не уменьшает его брезгливости! Тощие плечи, продавленная грудь, длинная тонкая шея... Но вот он доходит до лица и внезапно узнает меня... Здравствуйте, Иван Семенович! Что поделаешь, захирел без тренировок. Ногти вырастил, чтобы играть на нейлоновых струнах. У моей гитары очень тихий голос, если играть без ногтей, сам себя не слышишь. Понимаете? Хотите послушать пьесу моего друга Кости, его скоро тоже привезут сюда, его тоже ударит одноклассник, только не в челюсть, как меня, а головой об стенку. Все это — наш с ним совместный бред, Иван Семенович, он играет, а я набираю телефонный номер и держу трубку перед розеткой его гитары. Слышите? Вам нравится? Нет? Или вы не слышите? Господи, вас-то как сюда занесло, в наши бредни, как вы сюда попали, что с вами, Иван Семенович? Ах да, вы же нейрохирург. Тренировать нас было вашим хобби, вы экс-чемпион Советского Союза. Как мне нравилось бороться! Я любил этот горячий воздух схваток, быстрое плетение рук, броски через бедро, с прогибом. Сверху свисала яркая лампа на длинной проволоке — из-под самого купола. Она была накрыта черным конусным абажуром и давала круг света как раз по границе ковра. Все, что происходило за этим кругом, не засчитывалось — даже самые красивые приемы. Почему я ушел с ковра, Иван Семенович?