Читать «Школа кибернетики» онлайн - страница 123

Александр Мильштейн

За полчаса я обошел всю улиЦу. На ней стоит лишь один многоквартирный дом, остальные — это частные виллы с закрытыми в любое время суток жалюзи. Я был удивлен, обнаружив, что во всех кто-то живет, но других результатов у моего исследования не было. Никто, нцгде не видел никакой Марины.

В три часа ночи меня разбудил будильник. Я вышел из сторожки, тщательно осмотрел панораму, но не нашел ничего аномального. Потом долго не мог уснуть. Был сильный ветер, стучала дверь. Когда я в шесть утра спускался к остановке, старик читал на террасе газету. На столике перед ним стояли

два стакана. Когда я подошел, он отложил газету и поприветствовал меня. Я рассказал ему про НЛО и в шутку заметил, что не исключаю того, что он вошел со мной в контакт. «Но почему в таком дряхлом виде?» — спросил он. «Удобная шкура — старик», — сказал я, пояснив, что это цитата из Давида Самойлова. Он попросил процитировать еще что-нибудь. Я сказал, что вряд ли смогу на ходу изобрести даже подстрочник. Потом я спросил, чем он занимается. Выяснилось, что теперь уже, по существу, ничем, а раньше психиатрией.

На следующее утро на столике был чай и газета, а старика в кресле не было. Я взял газету — это был номер «Jerusalem Post» — и сразу наткнулся на сообщение о том, что два дня назад террористы пытались ночью пересечь ливано-израильскую границу на дельтапланах. Их сбили и до утра над долиной Бекаа сбрасывали на парашютах осветительные ракеты. В газете сообщалось, что в долине ночью было светло как днем. Пришел старик, принес печенье. Я протянул ему газету, указав пальцем на эту колонку. Перевел ему две строчки Давида Самойлова: «Мы с тобой в чудеса не верим, оттого их у нас не бывает». Старик, казалось, тоже был не в восторге от такого финала. Мы пили чай молча. Потом он спросил:

— Вы тогда были еще чем-то взволнованы, не огнями, правда?

Я кивнул.

— На вас лица не было, — сказал Бергер, — вы были на грани.

После этого он быстро задал мне несколько вопросов. Я отвечал на них прямо, но ему казалось, что я ухожу от ответов. Мне это надоело, и я сказал, что вряд ли смогу ему помочь узнать, кто такая Ма-284

рина. Потому что сам никогда не мог этого понять. Старик помолчал. Потом начал было:

— То, что вы рассказали мне о Марине...

Но я позволил себе его перебить и сказал, что мне кажется, что я ничего ему о ней не рассказывал. Только отвечал «да» или «нет».

— Согласен, — кивнул старик, — но тем не менее мне захотелось рассказать вам историю болезни одного из моих последних пациентов. Если вы не возражаете.

Я сразу понял, что Бергер решил, что он сам сможет мне объяснить, кто такая Марина. При этом он решил изъясняться притчами. Постараюсь воспроизвести его рассказ дословно, возможно, за вычетом нескольких медицинских терминов. Все это случилось с ним, или с ней, но тогда еще с ним, через год после приезда в Израиль. Ранение, полученное в бою, казалось наихудшим из всех возможных. В романе Хемингуэя в аналогичном случае персонажу сказали, что он «отдал за эту землю нечто большее, чем жизнь». «Больше жизни» герой рассказа Бергера поначалу отдавать не хотел, в госпитале он предпринял попытку самоубийства. Она оказалась неудачной. Старик отсчитывал начало болезни с этого момента. А предпосылки, с его точки зрения, существовали намного раньше ранения. Оно было только катализатором. «Ничего себе — только», — вымолвил я, и старик согласился, что использует в рассказе слишком грубые упрощения, но иначе пришлось бы читать историю болезни — а это довольно увесистый том. Больной, на этом этапе Бергер дал ему имя Леон, накануне операции по восстановлению детородного органа вдруг заявил, что хочет изменить свой пол. Он смог убедить врачей, что его желание не продиктовано безумием. После этого скальпель хирурга и гормональная терапия довели начатое осколочным снарядом дело до логического конца. Плюс работа психотерапевта. Леон стал Тиной. Красивой молодой женщиной. «От мужчин не было отбоя, вообще ничто поначалу не предвещало, что Тина станет моей пациенткой!» — сказал старик по-английски, но с типично ивритской интонацией и всплеском рук. Но потом у нее с мужчинами стало происходить то же самое, что у Леона было с женщинами, — он, точнее она, вспомнила, что конкретные женщины Леона чем дальше, тем больше разочаровывали. За их спинами всегда появлялся призрак какой-то другой женщины, он бросался к нему и встречал новую женщину во плоти, и все повторялось. Он на долгое время вообще прекращал половую жизнь. Призрак мерцал где-то вдали. Потом Леон опять принимал за него реальную женщину. То же самое теперь происходило с Тиной. «А Леон обращался по этому поводу к психиатру?» — спросил я. «Нет, — сказал старик, — и Тина по этому поводу обращаться бы не стала. Я начал ее лечить с того момента, когда она вдруг поняла, что единственный мужчина, которого она на самом деле хочет, — это Леон».