Читать «Школа кибернетики» онлайн - страница 117

Александр Мильштейн

Незадолго до вылета врач сказал, что если не лягу в стационар, то, скорее всего, сыграю в ящик, но Янис сказал, что этот врач сгустил краски, дал мне какие-то таблетки, попросил не запивать их водкой, я не стал сдавать билет.

Если врач сгущает краски, ящик оказывается черным — играешь в «черный ящик». При этом уже в смежной комнате однозначно живая жизнь — Ник играет с Труфановым в нарды.

«Кажется, что существо литературы есть ложное, — пишет Розанов, — не то чтобы «теперь» и «эти литераторы» дурны: но вся эта область дурна, и притом по существу своему, от «зерна, из которого выросла».

— Дай-ка я напишу, а все прочтут? Почему «я» и почему «им читать»? В состав входит — «я умнее других», «другие меньше меня», — и уже это есть грех».

Нет, я не чувствую за душой этого греха, наоборот: пишу, потому что глупее всех. Ник в эти игры наигрался еще на студенческих капустниках. Труфанов — тогда же. Хотя чем его нынешние игры лучше моих? А тем, что Труфанов приехал в Нью-Йорк на свою персональную выставку, у него купили работы. Он запросто проиграл Нику полсотни в нарды и глазом не моргнул.

А ты не умеешь играть в нарды и играешь в уголки с доктором Кронбергсом. И это — тоже «юмор на лестнице», потому что сам доктор словами наигрался тогда же, когда и Ник, в студенческую пору, например, он тогда сказал, что я занимаюсь анализом мата, а он — анатомией пата (па-танатомия и матанализ были его и моей основными дисциплинами). Не бог весть что, но у Яниса все это тогда же и кончилось, а у меня, как видно, продолжается, я все еще пытаюсь понять, пат это или мат, тогда как это — принципиально другая игра — уголки.

«Если эту ценностную точку вненаходимости герою теряет автор, — предупреждает Михаил Михайлович Бахтин, — то возможны три общих типичных случая его отношения к герою:

1. Герой завладевает автором...

2. Автор завладевает героем...

3. Герой является сам своим автором, осмысливает свою собственную жизнь эстетически, как бы играет роль; такой герой в отличие от бесконечного героя романтизма и неискупленного героя Достоевского самодрволен и уверенно завершен».

Третий случай — это ничья.

«Но чем ты заплатишь за воду ничьей?»

Пора кончать с этими играми, не мальчик уже, и не век же злоупотреблять гостеприимством Ника.

Ник, очевидно, думал, что я — легкое облачко, влетающее иногда вслед за собственной книгой и улетучивающееся по мере потери читательского интереса.

Ник сказал, что прочел мою книгу за одну ночь — не мог оторваться.

А миль через десять Ник задумчиво произнес: «Бывают, конечно, и получше книги».

Так что вряд ли тебе удастся занести Ника в разряд почитателей, а даже если кто-то перед сном тебя почитывает, так это вовсе не повод, чтобы в полдень писать свои «Опавшие листья» (фиговые), тебе надо вставать и идти искать деньги.

«А правда ли, что поэт должен быть голодным?» — спросили у Жванецкого. «Правда, — отвечал он, — а потом он должен послать поэзию к чертовой матери и быть сытым». Но я уже в таком положении, что посылай — не посылай... При этом я каким-то образом нахожусь в Нью-Йорке, при этом ни денег, ни права на работу у меня нет.