Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 72

«20 июня: Вик-сюр-Брейль.

Уже два дня, как я здесь, в живописном горном краю, но мне надо прийти в себя после девяти дней неописуемого путешествия от Парижа до Лиможа... Бессвязные, неправдоподобные картины — словно фильм, прокрученный пьяным оператором».

Девять дней по забитым дорогам. Сплошной ужас, ад... Давят своих. Откуда-то к грузовику, где едет Аньес, пробивается французский генерал, умоляет, чтобы его взяли с собой. Генерал разбитой армии, матери, потерявшие детей, девушка, раздавленная насмерть... Идут солдаты, в лохмотьях, неизвестно куда...

На одной из остановок узнают: капитуляция.

«Мужчины вокруг меня молча плачут. Я соскакиваю с грузовика, меня бьет дрожь, я кричу: «Неправда, неправда, это немецкое радио, они нарочно кричат, они хотят нас деморализовать... Это ложь, это немыслимо!» Я слышу свой голос, как будто кричит кто-то другой. Но через несколько часов пришлось понять, что случилось невозможное. Нас бросили на колени, заставили просить пощады — где-то армия еще бьется, но все бегут. И мне говорят: «Париж взят. Париж — немецкий...» Надо было осознать эти чудовищные слова, надо было понять их, — потому что это была правда».

В небольшой деревушке Вик-сюр-Брейль Аньес наконец нашла у родственников свою полуслепую мать. Маленький дом осаждают беженцы. Многие остаются тут, но большинство движется дальше, на юг.

«В один из вечеров включаю радио. Поймала Лондон, случайно попала на французскую передачу... Говорит какой-то французский генерал — имя не разобрала.

Он призывает французов сплотиться вокруг него, продолжать борьбу. Я оживаю. Проснулась надежда, а я думала, что это чувство умерло во мне навеки.

Значит, есть еще человек, кто всем сердцем понял, как и я: «Нет, не все кончено!»

Я бегу как одержимая в сад, кричу старому капитану:

— ...французский генерал... из Лондона... не знаю — кто он, говорит, что война будет продолжаться, что он даст директивы...

Но старый капитан подымает на меня усталые глаза:

— Должно быть, это де Голль... Да, де Голль... Оригинал, мы-то его знаем! Все это бред. Для меня война окончена. Вернусь в Париж, займусь коммерцией — надо кормить семью... А этот де Голль — ненормальный, поверьте!

Спасибо этому «ненормальному»: благодаря ему я уже больше не думала по речерам, что хорошо бы покончить со всем... Он зажег во мне надежду, которую теперь ничто на свете потушить не сможет».

Весь июль Аньес еще в деревне. Ей приходится много ходить — доставать продукты трудно. Один из ее сыновей — моряк, где-то плавает; младший сын, Пьер, скоро станет ее помощником в Париже. Он пишет, что все работники музеев получили приказ выйти на работу.

«Может быть, вернуться в Париж? Хоть и страшно жить под свастикой... Но, говорят, парижане уже сдирают со стен немецкие объявления! Да, решено, возвращаюсь!»

И в начале августа Аньес вернулась в Париж, измученная, усталая, оглушенная. В поезде, на демаркационной линии, немецкие солдаты долго проверяли документы, светили фонариком в лица. «Едешь домой — и чужие тебя могут пустить и не пустить...»