Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 46

В оторванности долгих лет я почти ничего не слышала о Дюамеле, почти не знала его книг.

И только недавно, читая петицию Бессмертных о помиловании Бориса Вильде, увидела его подпись под двумя другими:

Поль Валери. Франсуа Мориак. Французская Академия.

Жорж Дюамель. Французская Академия. Академия медицинских наук.

Вот мы и встретились снова с доктором Дюамелем, с добрым «папа Дюамель».

Грустно, что больше не посидеть у камина, не постоять у высокого окна— а за ним Нева!— не поговорить с ним о том, что в темные годы войны с нами были лучшие из тех, кого он так жалел в тот романный, каминный ленинградский вечер...

Как он был бы рад услышать, что многие из них вернулись домой — в земном ли своем облике или в своих книгах — и что о других с уважением и признательностью говорится не только во множестве документов и воспоминаний, но и в Указе Президиума Верховного Совета СССР, где Родина награждала «группу соотечественников»—русских добровольцев в войсках «Свободной Франции», партизан и участников Сопротивления, «за мужество и отвагу, проявленные в борьбе против гитлеровской Германии» («Известия» № 275 от 19.XI.1965 года).

12

Сохранилось много писем из Франции: Борис часто пишет матери — всегда ласково, всегда очень подробно,— видно, ему, при всей его замкнутости и сдержанности, хотелось хоть иногда .отвести душу, поговорить по-русски — о себе, о своих планах, обо всех житейских мелочах и о новой своей жизни.

Сырая парижская осень. Зимние Туманы. Очевидно, возобновились старые припадки малярии — об этом мельком упоминает в дневнике Эвелина. А тут еще кончилась французская виза, и Борис уезжает в Монако, где, во-первых, право на жительство легче получить, а во-вторых, ему «надоели парижские туманы и доктор посоветовал несколько месяцев юга, чтобы скорее поправиться».

«Мне сразу,— пишет Борис,— выдали разрешение на год без всяких штрафов и затруднений... Живу в дешевых меблированных комнатах, которые

носят громкое название «Отель»... Мария Григорьевна встретила радушно, я часто у них обедаю и ужинаю...»

Примерно через месяц эта Мария Григорьевна написала своей старой подруге — матери Бориса:

«Ты спрашиваешь, как выглядит Боря? Он очень милый и выдержанный молодой человек. Одет он чисто и прилично, по сравнению с некоторыми здешними молодыми людьми. Приходит к нам в разных костюмах, всегда опрятен, что мне очень нравится. Говорит, что сам себе стирает белье и штопает носки — привык в Германии. Находит, что каждый человек должен уметь себя обслуживать. Даже видя, что мы с мужем очень заняты (они вели хозяйство у какого-то генерала.— Р. Р.-К.)—предложил мне помочь штопать чулки, что меня тронуло до глубины сердца...»

В марте 1933 года он вернулся в Париж, и отец Ирэн устроил ему прописку: сохранилось прошение, где профессор Лот пишет, что Вильде выполняет для него «секретарскую работу», а также дает уроки его дочерям и учится в Институте восточных языков.

«6 марта 33 г., Париж.

Дорогая ~ мамочка,

прости за долгое молчание — не хотел писать неопределенно, т. к. еще не знал, останусь ли в Монако или уеду. Теперь, как ты видишь, я в Париже. Приехал в субботу — Ирэн встречала меня на вокзале, я провел с ней вместе целый день, а вечером попал к знакомым на свадьбу, даже двойную и веселился. А все воскресенье провел у «моих», т. е. у родителей Ирэн. А сегодня ходил по делам, полу-118