Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 108

Чем ближе подходят дни этой нелепой, этой кощунственной комедии, тем труднее о ней писать, тем больше хочется оттянуть прощание с Борисом Вильде, хоть немного задержаться в оледенелой камере и вместе с ним снова вернуться в прошлое, за-276

крепить его живой образ в памяти тех, кто сейчас читает эти страницы.

Снова перебираешь дневники, записи, доклады — не пропустить бы что-нибудц не упростить бы эту сложную и очень необычную жизнь,—послушать бы перед разлукой его голос и голоса тех, кто может о нем еще что-то рассказать...

Папка, где собраны материалы об эстонской экспедиции 1937 года, в ней — письма, фотографии. Вот на солнечной полевой дороге — двое: очень высокий Леонид Зуров и широкоплечий Борис. Жарко, под ногами теплая пыль, идут босиком. Зуров Занимается реставрацией одной из самых старинных церквей в Печорском монастыре; уже в пятидесятых годах в письме к директору краеведческого музея в Печорах он вспоминает эту экспедицию.

«Работал со мной вместе в 1937 году студент парижского этнологического института Борис Вильде, изучал сетскую свадьбу. Собранные им сетские вышивки находятся в Музее Человека. Борис Вильде был расстрелян немцами. Его фотография находится на почетной доске в музее».

Лето в Печорах. Деревня Лезги. Школьный учитель— Григорий Михайлович Валькевич, бывший красногвардеец. Он был директором печорской гимназии. Как-то весной Валькевич, страстный садовод, разбил перед зданием гимназии цветочную клумбу в виде пятиконечной звезды и засеял маками. И когда вспыхнула эта красная звезда, его сняли с работы и выслали в дальнюю деревню с тремя дочками — жена рано умерла. Тартуские студенты Женя Розов и Вася Титов привели к нему членов французской экспедиции, которым они помогали собирать материалы. Оба студента погибли на войне (о них тепло вспоминает Зуров в одном из писем).

И вот еще одна тартуская мансарда. Тут живет Григорий Михайлович с дочерью Ириной. Ему уже за восемьдесят, но он прямой, как мачтовая сосна. Рассказывает охотно, видно, ему приятно вспоминать те далекие дни, тех людей... Видит, что записываю,— и речь становится еще точнее, еще лаконичней:

«Зуров говорил: «Фашизм — величайшее зло для всего мира». Оба они производили впечатление советски настроенных людей. Оттого они и приехали ко мне, зная мои убеждения. Я считался «красным», заядлым сторонником Советского Союза».

Он рассказывает о злополучной клумбе, о своих учениках и снова — о Зурове и Вильде.

«Мы с ними много беседовали, и я могу ручаться, что тогда летом симпатии их были определенно «левые», иначе они не жили бы у меня по две-три недели, уходя в экскурсии по ближним селам, иначе не говорили бы со мной по душам почти ночи напролет. Зуров больше интересовался стариной, Вильде— бытом «полуверцев» сету, а я их расспрашивал о Франции, о тамошних людях...

Недалеко от нас жил старик пасечник Дубровский. Его звали «Колдуном». Он очень сдружился с Борисом, часами с ним разговаривал. Старик был богомольный, хорошо знал историю монастыря. Приносил Борису мед в сотах, очень его полюбил...»