Читать «Урамбо» онлайн - страница 44

Пространства тысяч световых годов.

Как странно различать: Вселенная конечна

И безгранична. Да, как формы наших снов,

Как мысли изумительной паренье.

Пришел редактор. Вы стихотворенье

Должны… На новый год… «Советская Сибирь»…

И сразу сузилась и напряглася ширь.

Нам каждый год тяжка необходимость.

Мы в шутку просим «чуда» в новый год.

Разбитый — побеждающий — непобедимый

Рабочий вырвет власть у всех своих господ.

Но будут жить века столпотворенья.

Мечтая о далеких берегах

(Вы поняли мое стихотворенье?)

Мы говорим на разных языках.

И я хочу, чтоб в этот год единый

Товарищ слесарь из депо и я

Склонились над одной картиной

Бессмертия и смерти бытия.

Чтоб всем чрез год отчаянной учебы

Доступны стали звездные ознобы.

1923

Брест

(Эскиз к поэме)

1918 год

Чрезвычайный съезд,

Тихо.

Чичерин.

Брест.

Тревоги никто не подавит,

Молчанья чугунный удав.

Лапой мохнатой зажаты

Шершавые глотки солдат.

В дипломатической ложе —

Монокль,

Бинокль.

— Пойдемте… воздух тяжелый…

Вши…

— Вымыться лень скотине…

А Ленин

Вышел

Веселый, как именинник.

Трудно сказать, — человечий это голос

Или гудит стосильный дизель.

Ясно, в стальном и голом

Черепе взрыв на взрыве.

Сдвинулись и помчались

Вот оно четвертое измерение!

Капитан

Коренастый

Отчалил

В океан

Ненастный

Времени

И ясно —

Мы видим сами!

Над Рейхстагом,

В Берлине,

Красное Знамя!..

А в сущности — говорил, как в школе.

«Тильзитский мир»… «борьба классов»…

Но громадной и грозной волей

Разгорались сердца у нас. Глаза в глаза.

— Кто «за»?

Гимнастерки.

Три четверти.

Направо — треть…

Здесь — рука,

Там рука…

Кончено.

Неутолимы и точны

Наши подписи,

Ленинская точка.

Февраль

I

Накануне удалась вечерка,

Да хозяйка нашипела в телефон.

Вел меня в участок по задворкам

Рыжий здоровенный фараон.

Утром выпустили — вижу

Не проспался, не прошел испуг.

Вот, вагоны более не движутся,

А глазеют, лежа на боку.

Подошел вплотную — нет не снится.

Два гвардейца тихо, начеку:

— Разъяснять кого-нибудь, на митинг,

Нужно нам в шестнадцатом полку…

Легкий воздух стал как будто шире,

Шире груди и сердца солдат.

Только, сбросив с плеч привычных гири,

Чувствуешь, как плечи заболят.

II

Над Невой, над гранитом, над снегом

Небо в горячке дрожит.

Но легко верстовым разбегом

Шагать, притиснув ножи.

— Помнишь эти февральские ночи?

Выстрелы и фонари.

А за парком, в квартале рабочем,

Огнекрылые степи зари.

Извержения первых пожарищ

Грозной и гулкой земли.

— Где, скажите, горит, товарищ?

— Это мы… участок… сожгли!

III

— Я не помню, жил я или не жил.

Так, обвалом, закружилось все.

Мы свою хрипели Марсельезу,

Выплетая ленты из девичьих кос.

У костров бумажных грея ноги,

У костров судейских потрохов,

Подводили славные итоги

Забранных патронов и штыков.

И, как ленты, той же кровью алой

Сердце злое билось о ружье.

Ведь тогда еще не полиняло

Красных флагов новое тряпье.

А в харчевне, рядом, вижу — тоже:

Николай-угодник и портрет царя.

— Эй, товарищ, это что за рожа?

Почесался: «Да, понятно, — зря».

Не спеша соскреб в стакане пенки,

Встал на самодельный стул.

Повернул царя мундиром к стенке

И словцо такое завернул.

Так погиб последний из династий

И угодник божий загрустил,