Читать «Урамбо» онлайн - страница 43

Вивиан Азарьевич Итин

Я живу в кинотеатре

С пышным именем «Фурор»,

Сплю, накрывшись старой картой

С дыркой у Кавказских гор.

О Кавказ! — В былые годы

Благодатный этот край

Был синонимом свободы,

Как земной счастливый рай.

Здесь поэзия России,

Как былинный исполин,

Крепла, набирая силы,

Вырастала до вершин.

Здесь и Лермонтов, и Пушкин

Воспевали дивный край:

И ущелья, и опушки,

И полет орлиных стай.

Здесь мятежный Грибоедов

Был особенно любим,

И персидские победы

Расцветали вместе с ним.

Посреди сибирской ночи

Я стихов слагаю нить…

За корявый стиль и почерк

Меня можно обвинить.

Я от горя не раскисну:

Стих мой из-под топора,

Ведь от музы, от российской,

Мне досталась лишь дыра.

Кто смерть видал…

Кто смерть видал — умеет жить.

Кто жить умел — не трусит смерти.

Как бурь всемирных не любить, —

Кто смерть видал — умеет жить!

Ушли солдаты победить,

Не плачьте, девушки, и верьте:

Кто смерть видал — умеет жить,

Кто жить умел — не трусит смерти.

Веревка

Бутылки, объедки — в углу винтовки,

Дедушка Маркс и красный стяг.

У военкома кусок веревки.

— Вот «на счастье» храню шутя.

От разведки отбился тропой овражьей,

Где травы в рост головы.

Черт побери это место вражье —

Бугры, перелески, рвы.

Продрался за ночь среди коряжищ

К жилью, едва рассвело.

Часовой без погон. Я сдуру:

«Товарищ, Какое это село?»

— А, «товарищ!» — Наизготовку!..

Штыки. Офицер, как жердь.

Ткнул кулаком: «Бросай винтовку…»

Ну, что же, думаю, — смерть.

На улицах строились взводы и роты,

Уходили от наших сил…

Доброволец залез на крутые ворота

И вот эту веревку спустил.

Бил барабан, торопил, ругался.

Путал команду, спеша…

Как сказать? — я не то, что боялся,

А так — изводилась душа,

Одного я узнал вольнопера Петьку…

Лошади дыбом взвились.

Жесткие пальцы сдавили петлю

И все провалилось в высь…

А вышло так. Алаяр, башкирин,

Повис на мне. Придушить хотел,

Но конопля косоглазой гири

Не сдержала…

И вот — уцелел!

Бутылки, объедки. Красное знамя.

Военком говорит, шутя.

Но краснее и жарче память,

Чем громами гремящий стяг.

Как в зеркале, в глиняном блюде —

Радость и боль бурь —

Сибирь на коне и верблюде

Кто за нами проедет в пургу?

Через океан

Синяя блуза рванула пропеллер.

Взрыв.

Мотор завыл.

Наш Виккерс-Вими качнулся и прыгнул

На гулкую грудь синевы.

Солнце за нами.

Поднялся с прерий

Мягкий вечерний туман.

Мель Нью-Фаундленда…

Атлантик! Атлантик!

С востока — навстречу — тьма.

Нет больше времени…

Здравствуй хаос!

Ветер — туман и ночь!

Проснешься и вдруг — мохнатый праотец

Сзади возьмет за плечо.

И руки невольно крылья кренят,

Ища невозможной земли.

Миг

И за грань четырех измерений

Бешено бросят рули.

И — как молния:

В опрокинутом небе,

Не помня —

Где бездна и высь —

Я увидел вспененный гребень

И крикнул, сквозь сон, — держись!

И Виккерс-Вими,

Замочив колеса,

Воспрянул — крылатый Антей —

И снова воздушными влажными плесами

Помчался к любимой

Мечте.

Звездные ознобы

Я только что прочел о книге Нернста.

Еще одна попытка светлого ума

Сказать: я — миг, но если после тьма?

Вселенная, доказано, бессмертна.

И долго я внимательно следил

За превращеньм атомов и сил.

Года. Века. Миллионы. Бсконечность.