Читать «Укради у мертвого смерть» онлайн - страница 31

Отец ударил его сапогом в лицо.

—   От кого письмо? Говори, от кого письмо?

Кровь у истощенного преследователя казалась водяни­стой.

—   Все, что знаю, письмо — из кабака. В Бао Тоу капитан долго бил маму-сан из публичного заведения. Он требовал показать, чем расплатились твои люди, хозяин... Точно не знаю.

—   И чем они расплатились?

—   Не убивай, хозяин! Я говорю правду... Гвоздем.

Клео впервые в жизни видел, как дрожат пальцы.

Отец, торопясь, плохо справляясь, отколупывал от коро­бочки, в каких носят амулеты, крышку с медной инкруста­цией танцовщицы в развевающихся одеждах.

—   Ты не ошибся? Таким?

—                      Что вы присохли с гвоздем, хозяин? Капитан говорит, везете богатства. Кто погонится за железками! Первому, кто обнаружит вас, причитаются две доли. Разве мои сведения не стоят большего? Что ж... Убей меня! Ну! Убей, хозяин! Убей скорее! Все на этой улице знают, что вы захватили меня. Они расскажут капитану Сы...

—   Почему хочешь перебежать?

—   Не хочу служить у красных.

—    Вот и заврался, почтенный, — сказал отец. — Мой то­вар капитан не сдаст коммунистам. Ты ведь знаешь! Говори! Видел нас до этого? Доложил капитану? Болтаешь — тянешь время?

Лин Цзяо попал носком в ухо лежавшему.

—    Если не околел, — сказал он Чжуну, — прирежь... На­глый лазутчик. Стрельбы достаточно... Уходим!

—    Еще живой, — сказал Чжун. — Я думаю, депутат Лин... лишний солдат это еще один солдат. Я так считаю. И какой расчет ему было догонять ради капитана и лгать?

Улица оставалась безлюдной. Но из щелястых прорезей в коричневых стенах десятки глаз запоминали лица, одежду, верблюдов, поклажу и, самое главное, направление, по кото­рому уйдет караван. За западными воротами между высту­женных холмов петляла за горизонт единственная тропа...

Несколько дней гнали как могли. Короткие ночевки, подъем до рассвета и безостановочное движение с отдыхом в полдень. Ели под звездами, которых столько над головой Клео никогда больше не рассыпалось.

Чтобы срезать путь, с основной перешли на северную тропу, про которую Цинь сказал: больше пустыни, но мень­ше пути. Гоби — скалы и камни, черные и серые, плоские, как озера, долины, где на сотни ли снова песок и барханы, а в ослепших от зыбкого марева глазах мухами мечутся чер­ные пятна. Ничего не оставалось в памяти — ни Пекина, ни коварной Белоснежной девственности, ни угрызений сове­сти за невольное предательство отца. Даже злобы на караван­щика Циня, который страдал наравне с другими.

По ночам стоял сухой мороз. Лежали под бараньими тулупами, просыпались от озноба. Звезды сыпались с неба, которое к утру становилось светло-серым, потом желтело и вдруг — накрывало пустыню голубым куполом.

—       Большая остановка скоро... У райского озера Сого Нгор. Оно, правда, бродит. В дни моего детства стояло в пятнадцати ли восточнее, — сказал Цинь.