Читать «Том 1. Лирические произведения» онлайн - страница 122

Семён Исаакович Кирсанов

«Богатейшая в мире»

Ты, вышедшая, и ты, вошедшая. Одна, как будущее, одна, как прошедшее. Ты, будничная, с авоськой из булочной или держа с картошкой безмен,— не смейтесь, я не страдал от ваших измен, не от них я глотал повторные снотворные таблетки! Я страдал от фальшивых зрачков, превращавшихся в злые планетки, в голубые и карие, что лежат в магазинах очков. Да, в глаза кабинетов учебных пособий, в плексиглас и фаянс… Но теперь эта боль улеглась. В общем, случай особый. Но смеяться не надо, что есть у меня только несколько подлинных взглядов и богатейшая в мире коллекция искусственных глаз.

«Давно не дитя»

С любовью не шутят. А если… шутят с любовью, красуясь пестрой юбкой в кресле? Не шути, ощути хоть чуть-чуть, перед тем как усесться, что пустячная шутка, как ускоренная частица, пущенная в путь, приблизясь к критической массе сердца, разражается в хохот, и в грохот, и в кризис, и в гогочущий атомный ад! Думай — жизнь не так велика, ее так легко разбомбить наобум. Раз — и готово! (Как и земной шар, показавшийся таким неогромным космонавту Титову.) Это все такое непрочное и небольшое. Не шути ни с Землей, ни с душою. К этим опасным кнопкам нельзя прикасаться шутя. Ни с места! Не смейся! Ты давно не дитя.

«Делать нечего»

Вчера пчела прилетела к сосне у дачи, потом к хвощу. А у меня все неудачи: я тащу и крышу, которую мучительно крашу, паутинные снасти со стен, ремонтирую отопительную систему. Я живу в борьбе с одуванчиком, который сильнее меня и мотыги, исписываю тетради, издаю книги. И все это ради великих праздничных свеч цветущей сосны, ради встреч с вами — сны, грозы, молнии, лунный диск, писк комаров, звон пчел, стук кузнечиков. А без этого мне в этом лучшем, как пишется, из миров делать нечего.

«Будущему „я“»

И зубохвостый ящер мне родня, и ежевика-ягода того же поля ягода, что я. Мы все из круга жизни, друг друга эхо: ягненок, ядрышко ореховое, памирский як, яге́ль и колос ячменя, — нас много, мы все на «я». И одинокий в небе ястреб, он тоже кто-то для меня. Лишь атомные ядра мне чужие, — они не умирали и не жили. Я сам себе не ясен. Но я, и язь, и ясень, — мы чем-то братья, есть дальняя, но связь. И яблоня лепечет: «Я твоя», — раскрыв ветвей объятья и бывшему и будущему «я».