Читать «Стыд и истоки самоуважения» онлайн - страница 126
Марио Якоби
Заступаясь за эту книгу на американском суде, Норман Мейлер назвал эту непристойность «своего рода
юмором висельника, остатками гордости побежденно
го человека, гордости за то, что он не утратил по
крайней мере своей горькой иронии. Горечь ... это
щелочь, каждую серьезную тему она протравливает в
едком веществе самых жестоких переживаний; то, что
остается нетронутым, также сухо и серебристо, как кость».
Но горечь непристойности заряжена не пафосом нон
конформизма, это не крик чеховского «маленького чело
вечка», задавленного машиной Викторианской морали, и не пустой эстетический или лингвистический экспери
мент. Это сократовская чаша с ядом, добровольно при
нятая философом, переступающим порог Иного.
Низвергая с самых высот на самое дно, непристойность
не просто переворачивает смыслы, но релятивизирует
любой порядок и утверждает пустотность абсолютной
возможности. В ее примитивности сила первобытных
энергий, архаический ужас чистого бытия. В ее сереб
ристой горечи поэзия лунного света, обволакивающего
все вещи, лишая их жестких контуров - света таин
ственного и призывного.
Именно такая кристально чистая горечь, замешан
ная на стыде и гордости, а не какие-то спасительные
239
Лев Хегай
откровения или льстивые поглаживания - удел совре
менного пациента в мире тотального разочарования.
Снова и снова на индивидуальных сеансах и на психо
логических группах мы поднимаем болезненные, не
приятные и вызывающие стыд переживания, чтобы
испить эту горькую чашу и еще раз ощутить Его не
умолимое присутствие, холодную игру, затеянную Им
или, как сказал Мейлер, торжествующий карнавал
Апокалипсиса. Мне кажется, что может быть только в
начале века трагедии, рассказанные пациентом, произ
водили сильное впечатление и вызывали ответное со
с т р а д а н и е и участие а н а л и т и к а , так что они
воспринимались как своего рода знаки уникальности и
индивидуальности каждой человеческой души. Пере
живания стыда тогда действительно усиливали экзис
тенциальный поиск. В наше время трагическое и
непристойное переполняют нашу жизнь и сыпется на
наши головы ежеминутно из средств массовой инфор
мации, искусства, да и самой окружающей действи
тельности. Можно сказать, что сама жизнь занимается
культивированием и воспроизводством непристойных
объектов.
«Непристойное слово, - пишет философ Юлия
Кристева, - мобилизует означивающие ресурсы субъек
та, позволяя ему пройти через мембрану значения, где
им овладевает сознание, присоединяющее его к жесто-
вости, кинестезии, к влечениям тела, моменту отрица
ния и присвоения Другого. После этого это уже не
объект, трансцендентальное означаемое, и не означаю
щее, доступное нейтрализованному сознанию: вокруг
объекта, денотированного непристойным словом (а та
