Читать «Собрание сочинений в 25 томах. Том 9» онлайн - страница 139
Максим Горький
— Так,— говорит,— нельзя! Напиши мне вексель на полгода в триста рублей.
Написал, выправил паспорт, ушел. Нарочно пешком иду, не уляжется ли дорогой-то смятение души. Но хотя каяться иду, а о боге не думаю — не то боюсь, не то обидно мне,— искривились все мысли мои, расползаются, как гнилая дерюга, темны и неясны небеса для меня.
Дошел до протопопа с большим трудом, не пускают. Какой-то служащий принимал посетителей, молодой и щупленький красавчик, раза четыре он меня отводил:
— Я,— говорит,— секретарь, мне надо три рубля дать.
— Я,— мол,— тебе трех копеек не дам.
— А я тебя не пущу!
— Сам пройду!
Увидал он, что не уступлю.
— Идем,— говорит,— это я шучу, уж очень ты смешной.
И привел меня в маленькую комнатку, сидит там на диване в углу седой старичок в зеленой рясе, кашляет, лицо изможденное, глаза строгие и посажены глубоко под лоб.
«Ну,— думаю,— этот мне что-нибудь скажет!»
— С чем пришел? — спрашивает он.
— Смутился,— мол,— душой я, батюшка.
А секретарь этот, стоя сзади меня, шепчет:
— Говори: ваше преподобие!
— Велите,— говорю,— уйти служащему, мне прп нем стеснительно...
Взглянул на меня протопоп, пожевал губами, приказывает:
— Выдь за дверь, Алексей! Ну, говори, что сделал?
— Сомневаюсь,— мол,— в милосердии господнем.
Он руку ко лбу приложил, поглядел на меня и нараспев шепчет:
— Что? Что-о такое, а? Ах ты, дубина!
Обижаться мне не время было, да и не обидна привычка властей наших ругать людей, они ведь но так со зла, как по глупости.
Говорю ему:
— Послушайте меня, ваше преподобие!
Да и присел было на стул — но замахал старичок руками, кричит:
— Встань! Встань! На колени должен пасть предо мной, окаянный!
— Зачем же,— говорю,— на колени-то? Ежели я виноват, то не перед вами, а перед богом!
Он — пуще сердится:
— А я кто? Кто я тебе? Кто я богу?
Из-за пустяка мне с ним стыдно спорить. Опустился на колени — на вот! А он, пальцем мне грозя, шипит:
— Я тебя научу священство уважать!
Пропадает у меня охота беседовать с ним, и покамест совсем не пропала — начал я говорить; начал, да скоро и забыл про него — первый раз вслух-то говорю мысли мои, удивляюсь словам своим и весь — как в огне.
Вдруг слышу — кричит старичок:
— Молчи, несчастный!
Я — как об стену с разбега ударился. Стоит он надо мной и шепчет, потрясая руками:
— Понимаешь ли ты, безумное животное, слова твои? Чувствуешь ли велие окаянство твое, безобразный? Лжешь, еретик, не на покаяние пришел ты, а ради искушения моего послан дьяволом!
Вижу я — не гнев, а страх на лице у него. Трясется борода, и руки, простертые ко мне, мелко дрожат.
Я тоже испугался.
— Что вы,— говорю,— ваше преподобие, я в бога верую!
— Лжешь, собака заблудшая!
И начал он мне угрожать гневом божиим и местью его,— начал говорить тихим голосом; говорит и весь вздрагивает, ряса словно ручьями течет с него и дымом зеленым вьется. Встает господь предо мною грозен и суров, ликом — темен, сердцем — гневен, милосердием скуп и жестокостью подобен иегове, богу древлему.
Я и говорю протопопу:
— Сами вы в ересь впадаете,— разве это христианский бог? Куда же вы Христа прячете? На что вместо друга и помощника людям только судию над ними ставите?..