Читать «Собрание сочинений в 25 томах. Том 9» онлайн - страница 139

Максим Горький

— Так,— говорит,— нельзя! Напиши мне вексель на полгода в триста рублей.

Написал, выправил паспорт, ушел. Нарочно пешком иду, не уляжется ли дорогой-то смятение души. Но хотя каяться иду, а о боге не думаю — не то боюсь, не то обидно мне,— искривились все мысли мои, расползаются, как гнилая дерюга, темны и неясны небеса для меня.

Дошел до протопопа с большим трудом, не пускают. Какой-то служащий принимал посетителей, молодой и щупленький красавчик, раза четыре он меня отводил:

— Я,— говорит,— секретарь, мне надо три рубля дать.

— Я,— мол,— тебе трех копеек не дам.

— А я тебя не пущу!

— Сам пройду!

Увидал он, что не уступлю.

— Идем,— говорит,— это я шучу, уж очень ты смешной.

И привел меня в маленькую комнатку, сидит там на диване в углу седой старичок в зеленой рясе, кашляет, лицо изможденное, глаза строгие и посажены глубоко под лоб.

«Ну,— думаю,— этот мне что-нибудь скажет!»

— С чем пришел? — спрашивает он.

— Смутился,— мол,— душой я, батюшка.

А секретарь этот, стоя сзади меня, шепчет:

— Говори: ваше преподобие!

— Велите,— говорю,— уйти служащему, мне прп нем стеснительно...

Взглянул на меня протопоп, пожевал губами, приказывает:

— Выдь за дверь, Алексей! Ну, говори, что сделал?

— Сомневаюсь,— мол,— в милосердии господнем.

Он руку ко лбу приложил, поглядел на меня и нараспев шепчет:

— Что? Что-о такое, а? Ах ты, дубина!

Обижаться мне не время было, да и не обидна привычка властей наших ругать людей, они ведь но так со зла, как по глупости.

Говорю ему:

— Послушайте меня, ваше преподобие!

Да и присел было на стул — но замахал старичок руками, кричит:

— Встань! Встань! На колени должен пасть предо мной, окаянный!

— Зачем же,— говорю,— на колени-то? Ежели я виноват, то не перед вами, а перед богом!

Он — пуще сердится:

— А я кто? Кто я тебе? Кто я богу?

Из-за пустяка мне с ним стыдно спорить. Опустился на колени — на вот! А он, пальцем мне грозя, шипит:

— Я тебя научу священство уважать!

Пропадает у меня охота беседовать с ним, и покамест совсем не пропала — начал я говорить; начал, да скоро и забыл про него — первый раз вслух-то говорю мысли мои, удивляюсь словам своим и весь — как в огне.

Вдруг слышу — кричит старичок:

— Молчи, несчастный!

Я — как об стену с разбега ударился. Стоит он надо мной и шепчет, потрясая руками:

— Понимаешь ли ты, безумное животное, слова твои? Чувствуешь ли велие окаянство твое, безобразный? Лжешь, еретик, не на покаяние пришел ты, а ради искушения моего послан дьяволом!

Вижу я — не гнев, а страх на лице у него. Трясется борода, и руки, простертые ко мне, мелко дрожат.

Я тоже испугался.

— Что вы,— говорю,— ваше преподобие, я в бога верую!

— Лжешь, собака заблудшая!

И начал он мне угрожать гневом божиим и местью его,— начал говорить тихим голосом; говорит и весь вздрагивает, ряса словно ручьями течет с него и дымом зеленым вьется. Встает господь предо мною грозен и суров, ликом — темен, сердцем — гневен, милосердием скуп и жестокостью подобен иегове, богу древлему.

Я и говорю протопопу:

— Сами вы в ересь впадаете,— разве это христианский бог? Куда же вы Христа прячете? На что вместо друга и помощника людям только судию над ними ставите?..