Читать «Собрание сочинений в 25 томах. Том 9» онлайн - страница 138

Жалко стало мне человеческого лица, былой его красоты, сел я на лавку и заплакал над собою, как ребенок обиженный, а после слез петля явилась стыдным делом, насмешкой надо мной. Обозлился я, сорвал ее и швырнул в угол. Смерть — тоже загадка, а я — разрешение жизни искал.

Что же мне делать? Прошли еще какие-то дни, показалось мне, что мира я хочу и надо понудить себя к покаянию, стиснул зубы, к попу пошел.

В воскресенье, под вечер, явился я к нему. Сидит он с попадьей за столом, чай пьют, четверо ребят с ними, на черном лице попа блестит пот, как рыбья чешуя. Встретил меня благодушно.

В комнате тепло и светло, всё в ней чисто, аккуратно; вспомнил я, с каким небрежением поп во храме служит, и думаю:

«Вот где его храм!»

Нет нужного смирения во мне.

— Что, Матвей, тоскуешь? — спрашивает поп.

— Да,— мол,— тоскую...

— Ага!.. Сорокоуст заказать надо. Во сне не является ли?

— Является,— мол.

— Непременно — сорокоуст!

Молчу. Не могу я при попадье говорить, не любил я ее очень; широкая она такая была, лицо большое, жирное, дышит женщина тяжко и зыблется вся, как болото. Деньги в рост давала.

— Молись усердно! — поучает поп.— И не грусти — это будет против господа, он знает, что делает...

Спрашиваю я:

— Знает ли?

— А как же? Эй,— говорит,— парень, известно мне, что ты к людям горд, но — не дерзай перенести гордость твою и на господень закон,— стократ тяжеле поражен будешь! Уж не Ларионова ли закваска бродит в тебе? Покойник, по пьяному делу, в еретичество впадал, помни сие!

Попадья вмешалась:

— Его бы, Лариона-то, в монастырь надо сослать, да вот отец больно уж добр, не жаловался на него.

— Неправда это,— говорю,— жаловался, но — не за мнения его, а за небрежение по службе, в чем батюшка и сам виноват.

Начался у нас спор. Сначала поп в дерзости меня упрекал, говорил слова, известные мне не хуже его, да еще и перевирал их, в досаде на меня, а потом и он и попадья просто ругаться стали:

— И ты,— говорят,— и твой тесть — оба грабители, церковь обокрали: Мокрый дол — издавна церковный покос, а вы его оттягали у нас, вот и пристукнул вас господь...

— Это верно,— говорю,— Мокрый дол неправильно отнят у вас, а вами — у мужиков!

Встал, хочу уходить.

— Стой! — кричит поп.— А деньги за сорокоуст?

— Не надо,— мол.

И ушел, думая:

«Не туда ты, Матвей, душу принес!»

Дня через три помер ребенок мой, Саша; принял мышьяк за сахар, полизал его и скончался. Это даже и не удивило меня, охладел я как-то ко всему, отупел.

Надумал идти в город. Был там протопоп, благочестивой жизни и весьма ученый,— с раскольниками ревностно состязался о делах веры и славу прозорливца имел. Объявил тестю, что ухожу, дом и всё, принадлежащее мне, оставляю ему, а он пусть даст мне за всё сто рублей.