| "As you know, that is forbidden by our criminal code." | - Как вам должно быть известно, они запрещены нашим законодательством. |
| He paused. | Он помолчал. |
| Rubashov had just finished signing the protocol. | Рубашов расписался на последнем листе протокола. |
| "Besides," Gletkin continued, "there is a certain type of accused who confess under pressure, but recant at the public trial. | - Кроме того, - заговорил снова Глеткин, -существует определенный тип подследственных, которые подписывают при физическом воздействии все, что угодно, а на публичном процессе отрекаются от своих показаний. |
| You belong to that tenacious kind. | Вы принадлежите именно к этому типу упорных, но гибких людей. |
| The political utility of your confession at the trial will lie in its voluntary character." | Из ваших признаний можно извлечь политическую пользу на открытом судебном процессе, только если они сделаны добровольно. |
| It was the first time that Gletkin had spoken of a public trial. | Глеткин впервые упомянул о публичном процессе. |
| But on the way back along the corridor, walking behind the giant, with short tired steps, it was not this perspective which occupied Rubashov, but the sentence "you belong to that tenacious kind". | Но устало шагая перед высоким охранником обратно в камеру, Рубашов обдумывал не приближающийся суд, а слова Глеткина про "упорных, но гибких людей". |
| Against his will, this sentence filled him with a pleasant self-satisfaction. | Помимо воли они наполняли его радостной самоудовлетворенностью. |
| I am becoming senile and childish, he thought as he lay down on his bunk. | "Я положительно впадаю в детство", - думал он, блаженно вытягиваясь на койке. |
| Yet the pleasant feeling lasted until he fell asleep. | И чувство самодовольства не покидало его, пока он не уснул. |
| Each time he had, after tenacious argument, signed a new confession and lain down on his bunk, exhausted and yet in a strange way satisfied, with the knowledge that he would be wakened in an hour or at most two-each time Rubashov had but one wish: that Gletkin would just once let him sleep and come to his senses. | Всякий раз, подписывая после упорных споров новый пункт обвинения измученный, странно успокоенный и уверенный, что его разбудят максимум через два часа, - всякий раз он засыпал с надеждой, что Глеткин даст ему выспаться и прийти в себя. |
| He knew that this desire would not be fulfilled until the fight was fought to the bitter end, and the last dot put on the last "i"-and he knew, too, that each new duel would end in a new defeat and that there could be no possible doubt about the final result. | Он прекрасно знал, что эта надежда не осуществится, пока битва не будет доведена до ее логического конца, превосходно понимал, что в очередном бою потерпит очередное поражение, и не сомневался в горестном для него исходе битвы. |
| Why, then, did he go on tormenting himself and letting himself be tormented, instead of giving up the lost battle, so as not to be wakened any more? | Тогда зачем же он мучил себя, зачем обрекал на нескончаемые унижения, вместо того чтобы сдаться заранее и спокойно уснуть? |
| The idea of death had a long time ago lost any metaphysical character; it had a warm, tempting, bodily meaning-that of sleep. | Смерть давно уже потеряла для него свой метафизический характер, воплотившись в искусительное, ласковое, физически желанное слово сон. |
