Читать «Сказочки без границ» онлайн - страница 2

Ты жди. Я приду. Не поможет: «Сгинь!»

Я больше. Тебе. Не верю.

Закончилось время твоей Динь-Динь.

Я стала ничейной феей.

Беспристрастное

Он в меня немного верит. Странный старый человек… Каждый день гуляет в сквере, полном ветренных истерик. По просыпанной листве бродит час, потом, усталый, без оглядки на часы, охнув: «…время пробежало», вновь к дремоте одеяла возвращается в нежизнь. Долгим вечером качалка мерным скрипом полнит дом. Мне его отчасти жалко — прежде дерзким был и ярким. Но во времени густом нет лакун — и нет бессмертных. Тварный мир идёт вперёд, ежегодно платит ренту, вера в свет покорно меркнет — и угаснет в свой черёд. Я бездушна? Да, бесспорно. Для живущих в царстве фей бездушевность — это норма. Я — идея. Тело — форма. Сроду не нуждалась в ней. Он меня, похоже, помнит — иногда зовёт во сне. И во тьме постылых комнат этот шёпот, ночью пойман, чем-то терпким дорог мне. Доживает он достойно — одинокий джентльмен. Книги, сад и дом на взморье. Но я слышу: «…всё пустое» шепчет старый Питер Пен.

Все герды раньше или позже

Все герды раньше или позже приходят к пониманью сути: да, королевы — злые суки, и каи точно не вернутся, и ставят крест на поисковых — как потерявших актуальность, и во все тяжкие, конечно — а что им, собственно, осталось? Жгут дни, и месяцы, и годы, как стопки пожелтевших писем, и плачут тихо вечерами, вдруг осознав бездушность чисел: уже за тридцать, там за сорок, полтинник вон, не за горами, и всё, что есть — пустое «завтра» в заброшенной тьмутаракани. А каи-каины томятся, а каям-каинам не спится, а им бы спиться и забыться, да нету огненной водицы — есть только вечный чёртов минус и баба снежная в постели. …У Герды руки пахли розой, а губы — мятной карамелью. Ах, Герда, маленькое солнце в отдельно взятом кайском небе, ты только отогрей, малышка, а после, хочешь, душу требуй! Ах, Герда-а… Хватит… Смотрим выше: все герды раньше или позже… А каи складывают вечность одно лишь слово — «заморожен». Все каи раньше или позже постигнут истину простую: все герды — тоже королевы, бои проиграны вчистую, и без надежды на взаимность пойдут ночными сторожами: уже за сорок, там — полтинник и вечность вон, не за горами.

Оле-Лукойе

Оле-Лукойе приходит в полночь. Взрослая девочка вновь не спит — варит лекарство от всех обид. Взрослая девочка любит горечь, кофе и драмы… Такая сволочь… Оле-Лукойе вздыхает: — Здрасти… Снова-здорово… Я так устал. Верно, не ведал и сам Тантал мук бесполезнее… Трёт запястья, прячет отметины грубой страсти взрослая девочка, чья-то дочь. Оле-Лукойе устало курит. Дым повисает на абажуре и обнимает вкрадчивей гурий. Взрослая девочка смотрит в ночь. Ночь безнадёжна — ей не помочь. Звёзды ломают привычный строй, зонтик просыпал всю пудру сказок, вянут фиалки в пузатых вазах, пахнет пролившейся марсалой — и начинается день седьмой. Оле-Лукойе в рассвете тает, тает и привкус ночных бесед, взрослая девочка машет вслед — сонная, странная и смешная. Оле-Лукойе опять вздыхает: — Вот… уродилась же — всем чужая… И проливает на землю свет.