| Both hosts and visitors, (and almost all the young poets who attended the Smokovnikovs' Tuesdays were here) had to sit on rough boards, supported on logs (the gift of Telegin), while poems were declaimed in tones of exaggerated insolence about motorcars crawling over the vault of the heavens, about "spitting at the old celestial syphilitic," about the youthful jaws with which the author would crunch up church domes as if they were nuts, about some utterly incredible grasshopper, who, clad in an overcoat, and holding field glasses and a Baedeker, jumped out of the window on to the pavement. | Правда, хозяева и гости, - а среди них были почти все молодые поэты, посещавшие вторники у Смоковниковых, - сидели на неоструганных досках, положенных на обрубки дерева (дар Телегина). Правда, читались преувеличенно наглыми голосами стихи про автомобили, ползущие по небесному своду, про "плевки в старого небесного сифилитика", про молодые челюсти, которыми автор разгрызал, как орехи, церковные купола, про какого-то до головной боли непонятного кузнечика в коверкоте, с бедекером и биноклем, прыгающего из окна на мостовую. |
| But somehow Dasha found all these horrors merely pathetic. | Но Даше почему-то все эти ужасы казались убогими. |
| The only person she really liked there was Telegin. | По-настоящему понравился ей только Телегин. |
| Amid the general conversation he approached her, and asked her, with a shy smile, if she would like some tea and sandwiches. | Во время разговора он подошел к Даше и спросил с застенчивой улыбкой, не хочет ли она чаю и бутербродов. |
| "Our tea and sausage are quite normal-they're good." | - И чай и колбаса у нас обыкновенные, хорошие. |
| There was something ingenuous about his tanned, clean-shaven face, but the kindly blue eyes looked as if they could be shrewd and hard if necessary. | У него было загорелое лицо, бритое и простоватое, и добрые синие глаза, должно быть, умные и твердые, когда нужно. |
| Just to please him, Dasha consented, and followed him to the dining room. | Даша подумала, что доставит ему удовольствие, если согласится, поднялась и пошла в столовую. |
| On the table were a plate of sandwiches and a dinted samovar. | Там на столе стояло блюдо с бутербродами и помятый самовар. |
| Quickly gathering up the used plates, Telegin dumped them on to the floor in a corner of the room. Unable to find a cloth, he wiped the table with his handkerchief and poured some tea out for Dasha, selecting a sandwich which seemed to be rather more "delicate" than the others. | Телегин сейчас же собрал грязные тарелки и поставил их прямо на пол в угол комнаты, оглянулся, ища тряпку, вытер стол носовым платком, налил Даше чаю и выбрал бутерброд наиболее "деликатный". |
| All this he did with unhurried movements of his large, strong hands, talking all the time, as if extremely anxious that Dasha should feel at home in spite of all this mess. | Все это он делал не спеша, большими сильными руками, и приговаривал, словно особенно стараясь, чтобы Даше было уютно среди этого мусора: |
| "Our housekeeping's not up to much, I know, but the tea and sausage are first rate, they're from Eliseyev's. | - Хозяйство у нас в беспорядке, это верно, но чай и колбаса первоклассные, от Елисеева. |
| There were some sweets, but they're all gone.... Wait a minute, though!" Compressing his lips he glanced at Dasha, his blue eyes expressing first alarm, then resolution. "Will you allow me?" And he produced two paper-wrapped caramels from his waistcoat pocket. | Были конфеты, но съедены, хотя, - он поджал губы и поглядел на Дашу, в синих глазах его появился испуг, затем решимость, - если позволите? - и вытащил из жилетного кармана две карамельки в бумажках. |
| "A man like that would never let one down," thought Dasha. Aloud, she said: | "С таким не пропадешь", - подумала Даша и тоже, чтобы ему было приятно, сказала: |
| "My very favourite sweets!" | - Как раз мои любимые карамельки. |
