| Bessonov turned and staggered across the square like a blind man. | Бессонов отвернулся и неровной походкой, как невидящий, пошел по площади. |
| What was left of the crowd now ran in scattered groups towards Nevsky Prospect, where the Reiter Cafe was being sacked. | Остатки толпы отдельными кучками бежали теперь на Невский, где начинался разгром кофейни Рейтера. |
| In the evening, Antoshka Arnoldov stood at a high desk in one of the newspaper's smoke-filled offices, covering narrow slips of paper as fast as he could write: | В тот же вечер Антошка Арнольдов, стоя у конторки в одной из прокуренных комнат редакции, быстро писал на узких полосах бумаги: |
| "...We have witnessed today the scope and beauty of the people's wrath. | "...Сегодня мы видели весь размах и красоту народного гнева. |
| It should be noted that not a single bottle of wine was drunk in the cellars of the German Embassy-all were broken and poured into the Moika. | Необходимо отметить, что в погребах германского посольства не было выпито ни одной бутылки вина, - все разбито и вылито в Мойку. |
| Compromise is out of the question. | Примирение невозможно. |
| We will fight to a victorious finish-at whatever sacrifice to ourselves. | Мы будем воевать до победного конца, каких бы жертв это нам ни стоило. |
| The Germans counted on catching Russia napping, but at the thunderous words: The Fatherland is in danger!, the people rose like one man. | Немцы рассчитывали застать Россию спящей, но при громовых словах: "Отечество в опасности" -народ поднялся как один человек. |
| Their wrath will be a fearful thing. | Гнев его будет ужасен. |
| Fatherland is a powerful, but a forgotten word among us. | Отечество - могучее, но забытое нами слово. |
| At the first shot from German guns it came to life in all its virginal beauty, and is flaming in letters of fire in the heart of each of us...." | С первым выстрелом германской пушки оно ожило во всей своей девственной красоте и огненными буквами засияло в сердце каждого из нас..." |
| Antoshka closed his eyes, his blood freezing. | Антошка зажмурился, мурашки пошли у него по спине. |
| The words it had fallen to him to write! | Какие слова приходилось писать! |
| How different from what he had written a fortnight ago, when he had been commissioned to write up summer entertainments. | Не то что две недели тому назад, когда ему было поручено составить обзор летних развлечений. |
| He recalled a man who had come on to the stage of the Bouffe, dressed up to look like a pig and singing: | И он вспомнил, как в Буффе выходил на эстраду человек, одетый свиньей, и пел: |
| I'm a pigling, and see no shame | "Я поросенок, и не стыжусь. |
| To own that pigling is my name. | Я поросенок, и тем горжусь. |
| My mother was a dear old sow, They say I'm very like her now. | Моя маман была свинья, похож на маму очень я..." |
| "... We are entering upon a heroic era. | "...Мы вступаем в героическую эпоху. |
| We have been rotting alive long enough. | Довольно мы гнили заживо. |
| The war is our purification," wrote Antoshka, his pen spluttering. | Война - наше очищение", - писал Антошка, брызгая пером. |
