Читать «Сало Флор. Горький чешский шоколад» онлайн - страница 6

Я частенько по-свойски заходил к Межирову на дачу. Мы поднимались на второй этаж (пристроенный им по собственной инициативе, на свои деньги), где расположился шикарный бильярдный стол. Межиров гордился им («шесть луз, резина и сукно, три аспидных доски»): «На нём играли мастера Митасов и Ашот, Эмиль закручивал шара, который не идёт. Был этот стол и плох и мал, название одно, но дух Березина слетал на старое сукно». Олег Хлебников попросил меня написать для «Новой газеты» об этой домашней межировской «академии», и я жалею, что не откликнулся на его просьбу. Жалею и о том, что не привёл сюда Сало Михайловича, хоть он и просил об этом: ему бы здесь понравилось.

То и дело Межиров расспрашивал о Флоре:

— Вы ведь дружите. Как там он? В карты по-прежнему режется? Да, это игрок!

Не могу здесь не припомнить строки Достоевского из письма Н.Н. Страхову (1863 года, из Рима) по поводу своего «Игрока»: «Я беру натуру непосредственную, человека однако же многоразвитого, но во всём недоконченного, изверившегося и не смеющего не верить, восстающего на авторитеты и боящегося их. (...) Главная же штука в том, что все его жизненные соки, силы, буйство, смелость пошли на рулетку. Он — игрок, и не простой игрок, так же как скупой рыцарь Пушкина не просто скупец. (...) Он поэт в своём роде...»

«Поэтом в своём роде» был и Флор. Сало Михайлович любил говорить об игроцкой страсти крупных шахматистов — мистической, неистребимой, о стремлении рисковать, испытывать судьбу, ставя на кон не так уж и мало, о Ласкере, увлечённо занимавшемся проблемами теории игр и нередко проводившем в Германии ночи напролёт за карточным столом. Он рассказывал нам с Межировым, как Шпильман, Нимцович и Видмар, пересекая океан на борту «Вестфалии», на пути на нью-йоркский турнир 1927 года четырнадцать суток «резались» то в карты, то блицевали, забыв о морской болезни, но не забывая иногда «выяснять отношения» (не без этого).

- Я мало чем отличался от своих старших товарищей, - признал Флор.

В самом начале тридцатых годов он приехал в Ниццу вместе с Гё-стой Штольцем. Их встретил сам Александр Алехин. Исполин - но с мальчишескими искрами в глазах. Он говорил о чём угодно — только не об СССР. Не любил касаться этой темы. Он и пригласил их «подзаработать и поразвлечься». Всё шло в первые дни без приключений. Флор и Штольц, как и было ранее ими предусмотрено, проводили консультационные партии, знакомились с разными достопримечательностями, с портом, побережьем Лазурного моря, великолепной местной кухней. А затем... Алехин похвалился своими успехами в казино Монте-Карло (который находится рядом с Ниццей).

— Как вам удалось добиться этих успехов? — недоверчиво спросил Штольц.

— Увидите сами, — ответил Алехин.

— Посмотрим! — пообещал Флор.

Прибыв к казино, они встретились с доктором Таррашем. Господи, и тот был там! Кто бы мог подумать, что в его жилах течёт кровь, заражённая микробами азарта и риска. Алехин познакомил новичков с этим весьма аккуратным, на вид педантичным человеком, не лишённым, впрочем, и романтических порывов; именно он предсказал Капабланке, подобно Фафнеру в «Зигфриде» забаррикадировавшемуся за охранительным «золотым валом» в виде десяти тысяч долларов гонорара, что вряд ли тому с появлением на арене русского богатыря долго удастся продолжать свою сомнительную политику и восклицать: «Тут я покоюсь и владею; не тревожьте моего сна!» Оказалось, что и этот немецкий гроссмейстер ухитрился отыскать какую-то систему в борьбе с хитрющим рулеточным шариком. Алехин удивился: и что, герр Тарраш, система ваша в самом деле беспроигрышна? Тот замялся: ну, не на все сто процентов, конечно, но если проявить терпение... можно на хлеб заработать. Такой ответ не слишком вдохновил Алехина. Он, как говорит Сало Флор, махнул на это рукой и воскликнул: