Читать «Русская Дания» онлайн - страница 126
Фридрих Кёнигсбергский
Чем же руководствовался Распупин, когда вел чертей в людской мир? Разве он не допускал вероятности, что те поведут себя недружелюбно? Или он думал про себя, что черти тоже люди? Возможно, причиной подобного его решения послужил его филантропический взгляд на мир, т.е. некое свойственное его действиям бескорыстное зло, которое он сам, как уже было сказано, понимал скорее как корыстное добро. Он просто не мог оставить чертей в беде, не мог оставить их в Аду. А последствия… их всегда можно предотвратить, или, в крайнем случае, искупить, как думал Распупин, правда, теперь, оставалось надеяться лишь на последнее.
Они бежали по теперь уже оживленному проспекту, с той разницей, что все, что можно было назвать живым, было чертями. Люди лежали либо растерзанными и мертвыми на земле, либо прямо на глазах у Иннокентия, Распупина и Тольки, вылетали из уютных окон. Черти напоминали викингов, грабителей по своей природе, и потому не брезговали прошарить какие-либо квартиры или дома на наличие ценных предметов. Людей они незамедлительно убивали. А если человек был священником, то предварительно раздевали его и били копытцами. Особо жестокой была чертовская дивизия «Чертоличина», которая набиралась из местных коллаборационистов, чудом сумевших убедить дьявольских захватчиков в своей верности. Эти ребята подавляли последние очаги сопротивления, а также внедрялись в людские кучи и устраивали диверсии. Из-за них выживших людей теперь терзал не только страх перед чертями, но также и перед собственными товарищами. Возникала атмосфера паранойи.
Помимо выпрыгивающих из окон людей, из окон выпрыгивали также и черти, так называемые «коммандос», самые сильные из чертей и самые безжалостные – изначально они предполагались в качестве охраны для «чертофюрера», т.е. Чертопупина, т.е. Распупина, но теперь, ввиду ухода последнего и отсутствия у него политического завещания, впали в абсурдность существования и предались деструктивному неподконтрольному нигилизму. Они обладали довольно большой мышечной массой, и если доводилось приземлиться на машину, то оставляли значительные вмятины, а затем, издавая рык берсерка, бежали за врагом.
– Кеша, берегись! – крикнул Распупин, когда увидел одного такого. Тот как раз спрыгивал на машину со второго этажа вслед за человеческим прыгуном-окносигателем. Но убедившись, что его жертва мертва, переключился на здоровый силуэт Иннокентия. Как истинный ницшеанец, он не мог проигнорировать такого вызова судьбы, и, отыскав из глубин своей личности последние запалы смелости, ринулся в бой. Иннокентий, не имея свободных рук (ими он крепко держал на своих плечах Распупина и Анатолия), решил просто увернуться от идущего своим лбом на таран супер-черта. «Держитесь крепче» – тихо он сказал своим компаньонам, и миновал это обезумевшее препятствие. Тот крепкий черт просто врезался своей головой в один уже покорёженный автомобиль, и громко заревел. Распупину показалось, что именно так скулила на торфяных болотах баскервильская собака, и впал во временное оцепенение. То же самое испытали и Иннокентий с Анатолием.