Читать «Поэтическая мудрость С.А.Есенина by Симуш П.И» онлайн - страница 70

Вера в силы нашего народа в его будущее высказана Есениным с большим пафосом, огромной поэтической силой:

Чем больше гляжу я на снежную ширь,

Тем думаю все упорнее,

Черт возьми!

Да ведь наша Сибирь

Богаче, чем желтая Калифорния.

С этими запасами руды Нам не страшна никакая Мировая блокада.

Только работай, только трудись!

И в республике будет,

Что кому надо.

Есенин вложил в уста радикального большевика Рассвето-ва трагически-значимое рассуждение:

Подождите!

Лишь только клизму Мы поставим стальную стране,

Вот тогда и конец бандитизму,

Вот тогда и конец резне.

Не думаю, что эти слова были «такие близкие поэту». Ему дано было, напротив, предчувствие негативных последствий от использования «стальной клизмы». Действительно, индустриализация страны сопровождалась насильственной коллективизацией деревни.

Сталинский режим резко критиковал Троцкий, высланный из СССР в 1929 г. Но при жизни Есенина Троцкий был всесильным народным комиссаром Советского правительства. Таким воспринимал его и Есенин во время нескольких встреч с наркомом. Размышляя в это время о плане «Страны негодяев», автор увидел в Троцком прототип лучшего железного комиссара и само воплощение комиссародержавия в стране. Эмигрант, долго живший на Западе, он вернулся в 1917 г. в Россию, чтобы взнуздать революционную страну, подавлять русскую стихию железной рукой. В есенинской поэме этот деятель мировой революции выведен под именем Чекистова-Лейбмана, «гражданина из Веймара». Уже первые его реплики разжигают спор с крестьянской Россией.

Комиссар Чекистов, как и его прототип, проносят сквозь революцию себя «как личность» (сравнение Есенина). Такие «личности» осуществляют по-бандитски страшный церковный погром, а также совершают самое грандиозное хищение в истории. Есенин прозорливо заметил столкновение идеи преображения своей Родины, национальной идеи с чуждой ей идеей

мировой революции. Ради последней троцкизм приносил в жертву Россию как национальное государство. Удивительно, поэт Есенин смог понять этот парадокс и обратился к изречению Гамлета: «Быть или не быть — вот в чем вопрос». Гамлетовский вопрос властно требует решения перед новым серьезнейшим шагом. Душа негодяя Чекистова «хотела быть Гамлетом». Этого же хотела и душа Номаха, противника комиссара.

Парадокс пролетарской революции в том, что она соединяет противоположности в притязаниях. Сочувствующий коммунистам Замарашкин, к которому обращался Чекистов со ссылкой на Гамлета, выслушал также и монолог Номаха (образ Махно). Это — следующая сцена, где вновь упомянут шекспировский герой. Он понадобился главарю анархистов, чтобы намекнуть на свое превосходство перед другими:

Что другие?

Свора голодных нищих.

Им все равно...

В этом мире немытом Душу человеческую Ухорашивают рублем,

И если преступно здесь быть бандитом,

То не более преступно,

Чем быть королем.

Судьба предрекла Номаху участь главаря банды. Когда-то он пришел в революцию, ибо «верил и горел» идеалами, «что братство не мечта и не сон». После Октября он разочарован в революции, стал ее противником. Он посчитал волю советской власти за кнут, а себя — выразителем непримирившихся с нею сил. Хотя Номаху не нужно ни богатство, ни золото, но он ворует его у Советов с намерением обменять на заграничные танки, ибо у него «созревает мысль о российском перевороте». В изображении Есенина Номах (Махно) представлен не бандитом, а идейным врагом коммунистов, который вынужден создать банду. Его стремление стать крестьянским вождем. Он пришел в город «с пустыми руками, но зато с полным сердцем и не пустой головой». Однако пролетарская революция выбросила Номаха за борт. Он не кровожаден, в отличие от своего