Читать «Поэтическая мудрость С.А.Есенина by Симуш П.И» онлайн - страница 47

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?

Для Есенина более близким и понятным было бытовое применение образа мифологического коня. Это наглядно видно из его стихотворения «Засушила засуха засевы...».

Здесь является у Есенина образ Черного коня, совсем не зловещего, — он распространен в народной символике: черная туча посылает желанную грозу и благодатный дождь. Огненной колесницей управляет Илья-пророк. Это представление воплощается крестьянами в домовой архитектуре в виде конской головы на коньке избы. Культ конской головы интересовал Есенина. В трактате «Ключи Марии» простой деревенский конек предстает в качестве философского завоевания человеческой мысли.

Под ранним воздействием своего деревенского окружения Есенин благоговел перед коровой. Однажды, увидев стадо, он быстро заговорил:

— А вот если бы не было коров? Ну, нет! Без коровы нет деревни. А без деревни нельзя себе представить Россию.

Есенинская мысль стремилась разгадать тайну диады — «человек — животное». В ней отмечается не злое, а прямо-таки доброе начало. Даже сопоставление человека и зверя, хорошее, доброе «ласковый зверь». Лошадь, корова, верблюдица, медведь — такие образы постоянно присутствуют в есенинских стихах. Создается сильное впечатление о добром человеке-живот-ном. Диалектическое мышление Есенина не ограничивалось только позитивной стороной. В его поэмах появляется «чело-

век-зверь». Что он означает? Одну вариацию появления массового зверя мы видим в поэме «Пугачев». Здесь выявлена несостоятельность образа бунта — зверя.

В замысел есенинского образа Пугачева не входит неуправляемый, стихийный бунт. Он не намерен возглавлять бессмысленный и беспощадный мятеж. Бунт-мятеж, который может стать «зверем», Пугачев хочет научить «разуму» и превратить бунт в такой управляемый поход, который является в образе корабля или ладьи. Есенин создает образ управляемого, рассчитанного движения. Поэтому идет борьба в «Пугачеве» этих образов-антагонистов. С одной стороны, война бушует, как дикая степная кобылица, а с другой, — мечтатель Емельян надеется, что сможет укротить ее и пустить «по безводным степям, как корабль». Он не хотел бы видеть в своем войске дикую орду, упрямо отстаивая цель разумной, не суровой войны. Даже Хло-пуша, самый дикий из двойников Пугачева, — видит смысл своего участия в том, чтобы «гневные лица» мятежников «вместе с злобой умом налились». Такой он видит помощь Пугачеву.

Превратить бунт в управляемый «корабль» не удается Пугачеву и Хлопуше. Их сподвижники издевательски подсмеиваются над наивными мечтами Пугачева; они решают воспользоваться головой Емельяна, чтобы спасти свои: «Нам башка Емельяна — как челн потопающим в дикой реке...»

Накал народного гнева усиливается, даже образ народного духа — изба — трогается и превращается в кибитку, запряженную тройкой вороных. Кони,

.длинно выгнув шеи,

Стадом черных лебедей По водам ржи

Понесли нас, буйно хорошея,

В новый край, чтоб новой жизнью жить.