Читать «Платоники» онлайн - страница 3

Руслан Омаров

Я поделился этими мыслями с Платоном — проворовавшимся библиотекарем, желчным врагом режима и моим карманным философом. Карманным он был, поскольку постоянно нигде не работал и жил в основном моими карманными деньгами, пропивая их в такой непрерывной и вакхической экзальтации, словно со дня на день ждал Апокалипсиса. Платон обитал в мансарде старого дома, за несколькими кварталами особняков. Они надежно ограждали анклав победившего социализма от обширной страны побежденных, но я все-таки проникал в нее, карабкаясь по козырькам крыш. Усевшись на подоконнике и критически осматривая царапину на ноге, я изложил Платону свои страхи. Тот размышлял недолго:

— Мой друг Аристотель по этому поводу говорил, что в пространстве, где нет предсказуемости времени и бытия, страх смерти закономерно растет. Однако, — нахмурился Платон, ища взглядом коньяк, — он же в своей «Топике» нашел видовые отличия богов от людей в том, что первым этот страх неведом. Таким образом, бояться вам нечего.

— Почему это?

Платон зубами открыл бутылку и язвительно ответил:

— Потому что вы, о янтарь моего сердца, один из богов этого мира. В известном смысле вы бессмертны.

— В каком смысле?

— В известном… — повторил Платон, в несколько глотков осушив стакан, и стал задумчив.

Я понял, чего он ждет, вздохнул и добыл из кармашка две сиреневые купюры. Одну я протянул ему, а вторую — под его пристальным взглядом — вернул обратно.

— Вы онтологически бессмертны, мой юный владыка, пока наслаждаетесь безраздельным покоем на Олимпе вашего бесклассового общества. Другими словами, пока бессмертен сам Советский Союз.

— Но вы же сами мне твердили про гибель империи, — неуверенно напомнил я, поежившись, — и про проклятья на наши сады и виноградники! Про этот самый… стук в крышку гроба! Про ГУЛАГ и историческое возмездие поколений! И про э-э… Алариха, который придет сжечь наши дворцы…

— Аларих придет, — мечтательно зевнул он, наполняя новый стакан. — Куда ж без него-то? Терпение трудящихся не безгранично, Госплан не всесилен, и ваши чисторукие преторианцы первыми разбегутся с Лубянки, как тараканы. Часы большевистской аристократии, господин, сочтены. Варвары уже у стен Рима… А некоторые изнеженные мальчики из благородных семейств, — заблестели Платоновы зрачки, — однажды на горящих руинах Палатина достанутся презренным рабам вроде меня…

Эти интонации мне были хорошо знакомы. Его античная похоть уже опережала градус опьянения, но к этому я тоже давно привык. Я с силой хлопнул ладонью по подоконнику, возвращая Платона из космоса абстракций в болото повседневности, и он испуганно встряхнулся:

— Простите, mon prince… Словом, да: империя погибнет, но это не убьет саму идею империи. Она будет жить еще очень долго, станет легендой и перейдет в область чистого, но коллективного разума. А из этого скудного источника мысли можно долго черпать новое величие, раздуваясь подобно циклопической опухоли.