Читать «О науке без звериной серьёзности» онлайн - страница 15

несколько минут, дальше становится страшно. А он живёт так почти шестьдесят лет.

Вынесенная в заголовок водяная землеройка – это не оксюморон. В природе существует

зверёк с таким названием (официально его зовут Neomys fodiens). Когда Суворов был ещё сту-

дентом, ему попалась книга биолога Конрада Лоренца «Кольцо царя Соломона». Там описы-

вается поведение водяных землероек. Когда их только поймали и поместили в лабораторный

бассейн, зверьки казались очень тихими и вялыми. Буквально миллиметр за миллиметром они

обследовали бассейн. Но вот землеройки освоились – и показали, на какую прыть способны.

По обследованным маршрутам стали носиться как метеоры.

«Я сразу подумал, когда это читал, что любой слепоглухой – та же водяная землеройка.

Я так же осваиваюсь в любом незнакомом месте. Для нервов зрячих – то ещё испытание.

Всё время рвутся спрямить мой маршрут. А мне надо залезть во все закоулки, во все тупики, хотя бы с целью убедиться, что мне там нечего делать. Потом я потихоньку сам выпрямлю

свои траектории, не надо только хватать за руку и насильно тащить в неизвестность», –

поясняет Суворов свою аналогию в автобиографической книге, которая так и называется:

«Водяная землеройка, или Человеческое достоинство на ощупь».

Книга, правда, так и не дописана до конца; не исключаю, что автору мешают те же ком-

ство других текстов Суворова – научных, художественных и публицистических. Рекомендую.

Будучи слепоглухим, он смог окончить МГУ, защитить сначала кандидатскую по пси-

хологии, а потом и докторскую. Таких диссертаций в мире больше нет. Вряд ли кто-то ещё

осмелился бы вместо положенного нагромождения научных терминов рассказывать о своих

отношениях с мамой:

«…Мама всегда принимала самое широкое участие в моей жизни: не только всяческое

обычное обихаживание, но и чтение сказок, детских книжек вслух; совместное прослушивание

музыки (радио, пластинки, духовой оркестр), разучивание песен, стихов, пение на два голоса, –

причём я всегда запевал, а она подпевала, – говорят, у меня в детстве был хороший голос <…> 20

Г. В. Тарасевич. «О науке без звериной серьёзности»

Бесконечная нежность и одновременно нежная непреклонность во всём принципиальном: плакала надо мной, но везла в школу-интернат для слепых детей, где у меня не сложились

отношения с ребятами. <…>

Когда я вырос – постоянное стремление участвовать в моих делах, вникать в них, по

мере сил понимать их, помогать, в том числе перепечаткой по Брайлю необходимых мне тек-

стов, – и это вплоть до инсульта, когда продолжать такую помощь стала просто не в состо-

янии. Поразительная терпимость: что сделаешь, если он такой, если, например, не понимает

шуток, если вообще чего-то не понимает… <…> Первый стыд за себя я тоже испытал перед мамой. Стыд за свою бесчеловечность, хотя бы и детскую. За непонимание, за неадекватные реакции на то, чего не понял. Казалось

бы, уж в непонимании-то не виноват? Нет, виноват. Плохо старался понять. А если понял

«умом», но не сумел применить понимание на деле, в живом общении, – то и подавно виноват».