Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 300

Николай Михайлович Любимов

возни с аквариумами было все же до боли мало.

Ах! Вешних солнц повороты,Морей молодой прибой…

В этом «Ах!» мне слышится не только наслаждение нежащим теплом весеннего солнца, изменчивыми красками и соленым гулом моря, но и грусть поэта при мысли, что наслаждение это ему недоступно…

Я никогда не говорил с Багрицким о Маяковском. Я его о нем не спрашивал – я питал к Маяковскому полнейшее равнодушие, даже без оттенка враждебности, а Багрицкий не читал мне его и не заговаривал со мною о нем ни разу. Я убежден, что он платил Маяковскому дань уважения, но не любви. Уж больно разное у них мироощущение, разный круг наблюдений, разные поэтические системы, разные стилевые установки, разные приемы и средства. Стихотворение «Гимн Маяковскому» нимало этому не противоречит. Во-первых, оно написано в 1915 году, когда Багрицкому было всего только двадцать лет; во-вторых, тогда был расцвет творчества Маяковского, Маяковского – трагического лирика; в-третьих, Багрицкий в «Гимне» говорит не столько о его стихах, сколько о внешнем его облике, о его позе, а позе Маяковского, эпатировавшего ненавистных Багрицкому буржуа, он не мог не рукоплескать. Наконец, создав нереальный образ самого себя («Я, изнеженный на пуховиках столетий…»), Багрицкий эстетизирует и образ Маяковского. В самом деле, что общего между живым Маяковским и «божественным сибаритом», как величает его автор «Гимна»?

Отношение Багрицкого к Сельвинскому и Тихонову общеизвестно. Он объявил о нем во всеуслышание в «Разговоре с комсомольцем Н. Дементьевым Конструктивизм давно уже приказал долго жить, а Багрицкий все еще сохранял к Сельвинскому пиетет как к мэтру. Имея в виду «Электрозаводскую газету», я сказал Багрицкому:

– Сельвинский последнюю поэтическую совесть потерял.

– Сельвинский еще себя покажет, – слегка смущенно возразил Багрицкий. – Он сейчас опять хорошие стихи пишет. Скоро они появятся.

С крепнущим год от года сочувствием Багрицкий следил за Антокольским. Рассказывал, как ему пришлось «драца» (это был один из часто употреблявшихся им глаголов, и произносил он его по-южному, не «дратца», а «драца») за то, чтобы его поэма «Армия в пути» была напечатана в «Новом мире», «Армия в пути» говорила поэтическому сердцу Багрицкого и темой (восстание гёзов), и фламандским колоритом.

Багрицкий еще не видел новой книги стихов Антокольского «Коммуна 1871 года», а я успел ее купить и выучить наизусть «Вступление». Как я ни упирался, Багрицкий заставил-таки меня прочитать его вслух, несколько раз прерывал чтение одобрительными репликами, а по окончании чтения сказал:

– Здорово! Молодец Антокольский! Все крепче и крепче пишет!

Талантом сорадования судьба не обделила Багрицкого.

Что касается младших его современников, то при мне больше всего было у него в доме разговоров о Павле Васильеве и о Заболоцком; предпочтение он отдавал Заболоцкому.

– Павел Васильев работает на уже много раз использованной интонации Клюева и Есенина, а Заболоцкий работает на гораздо более свежей интонации – на интонации Хлебникова, – утверждал он.