Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 302

Много было разговоров о «неоакмеизме» Багрицкого – разговоров, в сущности, зряшных. Правы были критики, доказывавшие, что акмеистическое бездушие как нельзя более чуждо такому страстному поэту, как Багрицкий. Сам Багрицкий не отрицал известной (крайне ограниченной) положительной роли акмеизма в том, что он объявил борьбу символистским штампам. Багрицкий ценил – и ценил высоко – отдельных поэтов, в свое время примкнувших к акмеизму, но не за то, что они исповедовали акмеистскую веру, а за то, что они – настоящие поэты. На мой вопрос, кого Эдуард Георгиевич считает ближайшими, непосредственными своими учителями, он назвал как раз двух бывших акмеистов – Зенкевича и Нарбута. О Михаиле Александровиче Зенкевиче он говорил с сердечностью необычайной – так говорят об учителе благодарные ученики. Стихи Нарбута и – в особенности – Зенкевича показывают, насколько разноголос был акмеистический стан. Эти стихи темпераментны. В них – «плоти запах», языческое ликование при виде всякой земной твари, упоение животворящим буйством стихий. В мастерской этих близких ему по духу поэтов Багрицкий учился, в частности, натюрмортной и анималистической словесной живописи.

Что у меня потом возникли вкусовые расхождения с Багрицким – это естественно. Я дивлюсь тому, как их мало. И с годами все растет моя благодарность этому человеку за то, что он укрепил во мне любовь к поэзии, распахнул передо мной ее дали.

Багрицкий осуществлял свое «вмешательство поэта» всеми доступными ему способами. Он влиял на развитие поэзии не только как поэт, но и как издательский редактор (он работал в издательстве «Федерация»), как консультант поэтического отдела «Нового мира» и как педагог. Естественно, он ближе всего принимал к сердцу интересы поэзии. Но ему дорога была вся современная литература. Он был «болельщиком» и прозы, и драматургии. Он был патриотом современной литературы, радовавшимся всем ее подлинным радостям и имевшим мужество не закрывать глаза на ее неудачи, как бы прискорбны они ему ни были. Не дожидаясь выхода отдельных книг, он читал прозу в журналах, что называется – с пылу, с жару.

В 1933 году, не успели разослать подписчикам третью книгу «Красной нови», как Багрицкий уже накидывался на меня:

– Прочли в «Красной нови» «Корень жизни» Пришвина? Нет? Безобразие! Прочтите немедленно. За одну главу из «Корня жизни» всего вашего «Петра» можно отдать, – добавил он. (Перед этим я пропел дифирамб первым главам второй части романа А. Н. Толстого «Петр Первый», появившимся в «Новом мире».)

Багрицкому ли было не любить Пришвина?.. Но если что не приходилось Багрицкому по нраву, если он в чем-либо усматривал безответственность, халтуру, скок «галопом по Европам» – тут уж автор только держись: ох, и доставалось ему от него на орехи! Так, его возмутили путевые очерки Пильняка «О’кэй», в 1932 году печатавшиеся в «Новом мире»: