Читать «Нет на карте. Сборник рассказов» онлайн - страница 14

Первые дни Кирилла облаивал здоровенный, размерами с мастиффа, рыжий пёс, ошивавшийся во дворе и съедавший на обед целый таз супа, любезно подносимого Таисией Филипповной. Впоследствии рыжий привык к квартиранту и лишь провожал его долгим оценивающим взглядом. Немногословный Бородин Михайлович отметил: то сама Суконка, недоверчивая к чужакам, приняла студента.

Чудно было возвращаться сюда вечером из городской суеты, выныривать из метро, перебираться из аудиторий с интерактивными досками, из университетского коридорчика с разноцветными стенами, пестрящими лозунгами наподобие «Телевидение принадлежит народу. Так ему и надо» и «У каждого своё предназначение. Возможно, ваше – смотреть телевизор». Казань без предупреждения перебрасывала в иное время, в иные локации. Кирилл мог тёмным снежным вечером брести по тихой улочке и увидеть в ярко освещённом окне каменного особняка серебристую иномарку (как выяснилось позже, в стенах особняка натуральным образом разместился гараж). Мог натолкнуться на табличку на доме, повествующую о том, что улица названа именем выдающегося акушера Викторина Сергеевича Груздева. Перед глазами вставал радушный старик в песне и с бесконечно добрым, как у доктора Айболита, лицом. На руках доктора весело улыбался новорожденный. Город вынуждал петлять и чертыхаться в лабиринте, чтобы в конце концов вывести к зелёным огням «Сбербанка».

Большой город позволял людям, особенно молодым, быть разными. Тех, кто старше, сдерживали привычки, корпоративная этика и noblesse oblige, тогда как студенты предоставлялись сами себе и совсем необязательно было, как в Челнах, сверяться с другими в увлечениях, одежде или еде.

Первый этаж с Бородином Михайловичем и Таисией Филипповной делила чета помоложе. Кирилл не знал, как их зовут, есть ли у них дети и лишь обменивался с ними приветствиями. Зато он сблизился с соседом по второму этажу, одиноким писателем. Как правило, литераторов Кирилл сторонился из-за того, что они выпячивали свои отличия от остальных. На журфаке преподавал поэт, иногда демонстративно прерывавший лекцию на середине с целью зачитать новые свои стихи. Впрочем, его манерная чудаковатость не шла ни в какое сравнение с заносчивостью ископаемого стихоплёта, на чей вечер однажды угодил и Кирилл. Рифмач в затасканном пиджаке, размахивая руками за кафедрой, яростно доказывал, будто тот не поэт, кто не давился гвоздями.

Собеседник Кирилла был совершенно иным. Он не читал стихов. Его исключительные суждения не провоцировали на возражения. Как говорил писатель, его нельзя переспорить, поскольку нельзя завлечь в спор. Собственные размышления он называл версиями безбожного провинциала. Он сразу предупредил, что слеп, о чём бы Кирилл никогда не догадался, глядя, как ловко слепец управляется с бытом и зажигает сигару, как завязывает галстук виндзорским узлом и с тростью преодолевает путь до магазина. Писатель зачёсывал волосы на затылок, поэтому его высокий лоб казался ещё выше. Замкнутый и не охочий до разговоров с остальными, он благосклонно относился к квартиранту и приглашал его на чай. Одна из трёх его комнат отводилась под библиотеку, а посередине стояли стол и кресло. Вечером Кирилл приносил тяжёлый стул с высокой спинкой, и они с писателем предавались беседе. Говорил по преимуществу писатель, а студент завороженно слушал размеренный голос, всматриваясь в морщинистое лицо сквозь сигарный дым.