Читать «Нежные и надломленные» онлайн - страница 39

Всеволод Петрович вышел из тюрьмы, но был немолод, устал, обмяк. Он всё так же блистательно петушково говорил и наскакивал, обвораживая слушателей, вызывая преклонение перед своей колоссальной эрудицией, перед своим умением увидеть структуры социума с высот возделанного ума, но он уже был не тот. Слом судьбы сына в глубине души страшно угнетал его. Мама и папа холили своего красивого, дерзкого и талантливого мальчика, мама умела что-то очень вкусное приготовить, запеченное в фольге мясо с чесноком. Мама, папа и сын в своей большой квартире в маленьком южном городке жили дружно и тепло, сын первый раз в жизни узнал, что это такое – дружная интеллектуальная семья. Устраиваться на работу Веня и не думал. Начиналась перестройка, за тунеядство уже не сажали.

Мама и папа ужасно курили, они вставали поздно, уже днём, пили крепко сваренный кофе, сидели за круглым столом, покрытым старой, дореволюционной плюшевой скатертью, доставшейся в наследство от Венькиной бабушки. В доме было множество старинных вещей. Отец устроился помощником экспедитора в техникум по великому блату, на самом деле он только числился, на работе появляться нужно было крайне редко.

Потом приходили гости: яркие, как звёздочки люди, бородатые старики из совсем уж какой-то запредельной эпохи, тянущие своей жизнью нить из дореволюционных времён, задорные едкие сорокалетние мужчины и женщины, доценты и кандидаты наук из местного университета, физики и лирики, подающие надежды поэты и писатели, маргинальные художники. Гости набивались вокруг уютного круглого стола, курили, пили водку и коньяк, ели нарезанный на тарелках сыр и колбасу, огурчики из домашних банок. И спорили, спорили, спорили.

Всеволод Петрович прослыл как блистательнейший спорщик. Считалось, что переспорить он может любого по любой теме, ибо начётничество его было колоссальным. В тюремной системе была роскошная библиотека, накапливаемая ещё с дореволюционных времён. Отец в тюрьме зря время не терял. Венька слушал, сам иногда ввязывался, как буря, в споры. Он был типа утяжелённая и ухудшенная копия Немотаева старшего. Когда Венька говорил, то у него прорезалась отцовская бешеная страстность, но затуманенная многословностью.

Это были Венькины университеты, он был здесь вольнослушателем. Увы, вместо математики, её дворца из стройных колонн доказательств и логики, тут царил мир гуманитарщины. Венька тонул в разврате необязательных развесистых словес. Часто за словесами стояли оценки, которые нельзя было доказать. Например, говорили, что тот поэт – гений, а этот – графоман. Доказательные словеса были расплывчаты. Веньке, перележавшему с утра в постели, обкурившемуся сигарет и опившемуся на голодный желудок крепчайшего кофе, всё это было в диковинку.