Читать «Наполеон Ноттингхильский - английский и русский параллельные тексты» онлайн - страница 9

Гилберт Кийт Честертон

Now, there is a law written in the darkest of the Books of Life, and it is this: If you look at a thing nine hundred and ninety-nine times, you are perfectly safe; if you look at it the thousandth time, you are in frightful danger of seeing it for the first time. А в Книге Жизни, на одной из ее темных, нечитанных страниц значится такой закон: гляди и гляди себе девятьсот девяносто девятижды, но бойся тысячного раза: не дай Бог увидишь впервые.
So the short Government official looked at the coat-tails of the tall Government officials, and through street after street, and round corner after corner, saw only coat-tails, coat-tails, and again coat-tails... when, he did not in the least know why, something happened to his eyes. Вот и коротышка-чиновник -- шел и поглядывал на фалды и хлястики своих рослых сотоварищей: улица за улицей, поворот за поворотом, и все хлястики да фалды, фалды да хлястики -- и вдруг ни с того, ни с сего он увидел совсем-совсем другое.
Two black dragons were walking backwards in front of him. Two black dragons were looking at him with evil eyes. Оказалось, перед ним отступают два черных дракона: пятятся, злобно поглядывая на него.
The dragons were walking backwards it was true, but they kept their eyes fixed on him none the less. Пятиться-то они пятились, но глядели тем более злобно.
The eyes which he saw were, in truth, only the two buttons at the back of a frock-coat: perhaps some traditional memory of their meaningless character gave this half-witted prominence to their gaze. Мало ли что глаза эти были всего лишь пуговицами на хлястиках: может, их заведомая пуговичная бессмыслица и отсвечивала теперь полоумной драконьей злобищей?
The slit between the tails was the nose-line of the monster: whenever the tails flapped in the winter wind the dragons licked their lips. Разрезы между фалдами были драконьими носами; поддувал зимний ветер, и чудовища облизывались.
It was only a momentary fancy, but the small clerk found it imbedded in his soul ever afterwards. Так ему, коротышке, на миг привиделось -- и навеки отпечаталось в его душе.
He never could again think of men in frock-coats except as dragons walking backwards. Отныне и навсегда мужчины в сюртуках стали для него драконами задом наперед.
He explained afterwards, quite tactfully and nicely, to his two official friends, that while feeling an inexpressible regard for each of them he could not seriously regard the face of either of them as anything but a kind of tail. Он потом объяснил, очень спокойно и тактично, своим двум сослуживцам, что при всем глубочайшем к ним уважении вынужден рассматривать их физиономии как разновидности драконовых задниц.
It was, he admitted, a handsome tail...a tail elevated in the air. Задницы, соглашался он, по-своему миловидные, воздетые -- скорее вскинутые -- к небесам.
But if, he said, any true friend of theirs wished to see their faces, to look into the eyes of their soul, that friend must be allowed to walk reverently round behind them, so as to see them from the rear. There he would see the two black dragons with the blind eyes. Но если -- замечал он при этом -- если истинный друг их пожелает увидеть лица друзей и заглянуть им в глаза, в зеркала души, то другу надлежит почтительно их обойти и поглядеть на них сзади: тут-то он и увидит двух черных, мутно-подслеповатых драконов.
But when first the two black dragons sprang out of the fog upon the small clerk, they had merely the effect of all miracles...they changed the universe. Однако же когда эти черные драконы впервые выпрыгнули на него из мглы, они всего лишь, как всякое чудо, переменили вселенную.
He discovered the fact that all romantics know...that adventures happen on dull days, and not on sunny ones. Он уяснил то, что всем романтикам давно известно: что приключения случаются не в солнечные дни, а во дни серые.
When the chord of monotony is stretched most tight, then it breaks with a sound like song. Напряги монотонную струну до отказа, и она порвется так звучно, будто зазвучала песня.