Читать «Наполеон Ноттингхильский - английский и русский параллельные тексты» онлайн - страница 10

Гилберт Кийт Честертон

He had scarcely noticed the weather before, but with the four dead eyes glaring at him he looked round and realized the strange dead day. Прежде ему не было дела до погоды, но под взором четырех мертвенных глаз он огляделся и заметил, как странно замер тусклый день.
The morning was wintry and dim, not misty, but darkened with that shadow of cloud or snow which steeps everything in a green or copper twilight. Утро выдалось ветреное и хмурое, не туманное, но омраченное тяжкой снеговой тучей, от которой все становится зеленовато-медным.
The light there is on such a day seems not so much to come from the clear heavens as to be a phosphorescence clinging to the shapes themselves. В такой день светятся не небеса, а сами по себе, в жутковатом ореоле, фигуры и предметы.
The load of heaven and the clouds is like a load of waters, and the men move like fishes, feeling that they are on the floor of a sea. Небесная, облачная тяжесть кажется водяной толщей, и люди мелькают, как рыбы на дне морском.
Everything in a London street completes the fantasy; the carriages and cabs themselves resemble deep-sea creatures with eyes of flame. А лондонская улица дополняет воображение: кареты и кебы плывут, словно морские чудища с огненными глазами.
He had been startled at first to meet two dragons. Now he found he was among deep-sea dragons possessing the deep sea. Сперва он удивился двум драконам; потом оказалось, что он -- среди глубоководных чудищ.
The two young men in front were like the small young man himself, well-dressed. Два молодых человека впереди были, как и он сам, тоже нестарый коротышка, одеты с иголочки.
The lines of their frock-coats and silk hats had that luxuriant severity which makes the modern fop, hideous as he is, a favourite exercise of the modern draughtsman; that element which Mr. Max Beerbohm has admirably expressed in speaking of "certain congruities of dark cloth and the rigid perfection of linen." Строгая роскошь оттеняла их великолепные сюртуки и шелковистые цилиндры: то самое очаровательное безобразие, которое влечет к нынешнему хлыщу современного рисовальщика; мистер Макс Бирбом дивно обозначил его как "некое сообразие темных тканей и безукоризненной строгости белья".
They walked with the gait of an affected snail, and they spoke at the longest intervals, dropping a sentence at about every sixth lamp-post. Они шествовали поступью взволнованной улитки и неспешно беседовали, роняя по фразе возле каждого шестого фонарного столба.
They crawled on past the lamp-posts; their mien was so immovable that a fanciful description might almost say, that the lamp-posts crawled past the men, as in a dream. Невозмутимо ползли они мимо столбов: в повествовании более прихотливом оно бы можно, пожалуй, сказать, что столбы ползли мимо них, как во сне.
Then the small man suddenly ran after them and said: Но вдруг коротышка забежал вперед и сказал им:
"I want to get my hair cut. -- Имею надобность подстричься.
I say, do you know a little shop anywhere where they cut your hair properly? Вы, часом, не знаете здесь какой-нибудь завалящей цирюльни, где бы пристойно стригли?
I keep on having my hair cut, but it keeps on growing again." Я, изволите видеть, все время подстригаю волосы, а они почему-то заново отрастают.
One of the tall men looked at him with the air of a pained naturalist. Один из рослых приятелей окинул его взором расстроенного натуралиста.