| The dawn, for instance, has broken round Campden Hill; splendid spaces of silver, edged with gold, are torn out of the sky. | Холм озарен рассветом; в небе раскрываются серебряные окна в золотистых рамах. |
| Worse still, Wayne and his men feel the dawn; their faces, though bloody and pale, are strangely hopeful... insupportably pathetic. | Ужасно: Уэйна и его ратников рассвет словно бодрит, на их бледных, окровавленных лицах появляется проблеск надежды... невыносимо трогательно. |
| Worst of all, for the moment they are winning. | Еще ужаснее, что сейчас они берут верх. |
| If it were not for Buck and the new army they might just, and only just, win. | Если бы не новое полчище Бака, они могли бы -пусть ненадолго -- оказаться победителями. |
| "I repeat, I cannot stand it. | Повторяю, это непереносимо. |
| It is like watching that wonderful play of old Maeterlinck's (you know my partiality for the healthy, jolly old authors of the nineteenth century), in which one has to watch the quiet conduct of people inside a parlour, while knowing that the very men are outside the door whose word can blast it all with tragedy. | Точно смотришь этакую пьесу старика Метерлинка (люблю я жизнерадостных декадентов XIX века!), где персонажи безмятежно беседуют в гостиной, а зрители знают, какой ужас подстерегает их за дверями. |
| And this is worse, for the men are not talking, but writhing and bleeding and dropping dead for a thing that is already settled...and settled against them. | Только еще тягостней, потому что люди не беседуют, а истекают кровью и падают замертво, не ведая, что бьются и гибнут зря, что все уже решено и дело их проиграно. |
| The great grey masses of men still toil and tug and sway hither and thither around the great grey tower; and the tower is still motionless, as it will always be motionless. | Серые людские толпы сшибаются, теснят друг друга, колышутся и растекаются вокруг серой каменной громады; а башня недвижна и пребудет недвижной. |
| These men will be crushed before the sun is set; and new men will arise and be crushed, and new wrongs done, and tyranny will always rise again like the sun, and injustice will always be as fresh as the flowers of spring. | Этих людей истребят еще до захода солнца; на их место придут другие -- и будут истреблены, и обновится ложь, и заново отяготеет над миром тирания, и новая низость заполонит землю. |
| And the stone tower will always look down on it. Matter, in its brutal beauty, will always look down on those who are mad enough to consent to die, and yet more mad, since they consent to live." | А каменная башня будет все так же выситься и, неживая, свысока взирать на безумцев, приемлющих смерть, и на еще худших безумцев, приемлющих жизнь". |
| Thus ended abruptly the first and last contribution of the Special Correspondent of the Court Journal to that valued periodical. | На этом обрывался первый и последний репортаж специального корреспондента "Придворного летописца", отосланный в сию почтенную газету. |
| The Correspondent himself, as has been said, was simply sick and gloomy at the last news of the triumph of Buck. He slouched sadly down the steep Aubrey Road, up which he had the night before run in so unusual an excitement, and strolled out into the empty dawn-lit main road, looking vaguely for a cab. | А корреспондент, расстроенный и угнетенный известием о торжестве Бака, уныло побрел вниз по крутой Обри-роуд, по которой накануне так бодро взбегал, и вышел на широкую, по-рассветному пустынную улицу. |
| He saw nothing in the vacant space except a blue-and-gold glittering thing, running very fast, which looked at first like a very tall beetle, but turned out, to his great astonishment, to be Barker. | Без особой надежды на кеб он огляделся: кеба не было, зато издали быстро приближалось, сверкая на солнце, что-то синее с золотом, похожее на огромного жука; король удивился и узнал Баркера. |
