Читать «Нагрудный знак «OST» (сборник)» онлайн - страница 315

Было и одиночество. Время разводило людей, рождало подозрительность. Сёмин приходит к неплохим людям потолковать, больше всего о литературе. Эти люди тоже профессионально занимаются литературой, но они имеют должности. «В комнате, куда я прихожу, нас трое, а кажется, что пятнадцать. Стараюсь сосредоточиться на одном лице, а вижу несколько, есть в комнате еще кто-то, кроме троих, и все это чувствуют. И множатся значения простых слов, говорят „да“, слышится „нет“. И уже нет слов, которые не отбрасывали бы страшную тень».

Он был непритязательным человеком: были бы сносные условия для работы. В 1971 году редакция «Нового мира» предложила ему командировку на КамАЗ. Письма его оттуда полны самого живого интереса к работе. Он живет в холодной гостиничной комнате, спит одетым, рядом – сменяющие друг друга соседи. Ни одной жалобной ноты в его письмах нет. Это, может, самые счастливые его письма. Пишет, какой интересный сосед-химик попался, какие замечательные были ночные разговоры: «Не спали до двух ночи – он рассказывал, право, ты удивишься, но из-за этих вечеров… стоило лететь на КамАЗ… Остальные были не так интересны, но и у них было что-то свое». Удивляется поступку соседей, возвратившихся в Москву из-за трудностей быта: «Того нет, этого. Плохо принимают, не обеспечивают. Поверите ли, я их не очень понимал».

«Нагрудный знак…» Виталий Сёмин называл книгой, о которой он точно знал, что должен ее написать. Многократные подходы к ней на протяжении всей творческой жизни, как я уже отмечала, обрывались. Вот рабочая запись начала семидесятых. «Написать все как было. Как было давно. В детстве. Чудовищно трудная задача. Я сотни раз пытался написать о детстве, о Германии, но писал, хотя и не уклонялся от фактической правды, только то, что я сейчас думаю об этом. А ночью этой проснулся от ночного беспокойства, страха и почувствовал, что „оковы тяжкие“ пали и все существо мое беззащитно, как в детстве, для впечатлений, для воспоминаний. Вот этой беззащитности мне все время и не хватало. И я вспомнил самое главное: себя маленького в том страшном и огромном мире. И вспомнил запахи так, как они тогда настигали меня, и страхи мои, и надежды, и мою потребность в защите, любви, которая голодом, страшным неудовлетворенным голодом терзала меня все эти три лагерных года.

Нет, конечно, если бы вскочил с кровати, схватил ручку и стал бы записывать свои ощущения, я бы не много записал. Между моим ночным видением и словом расстояние огромное. Но все же это ощущение и не совсем пропало».

Л. Лавлинский вспоминал, что он как-то пожаловался Виталию на отсутствие памяти на детали, на ее слабость. «Ты просто не пытался насиловать свою память», – ответил тогда Сёмин. От этого «насилия» шла и активная работа воображения.

С начала семидесятых Сёмин работает в основном над «Нагрудным знаком…». Первая редакция романа (он назывался тогда «Право на жизнь») была отправлена в «Новый мир» в 1973 году. Вопрос о печатании решался долго, а работа над романом продолжалась. Досылались страницы. В редакции журнала давно не было А. Твардовского, поменялись сотрудники. Сгущался идеологический туман. Роман о немецком лагере, о растленном фашистской идеологией народе вызывал, как тогда говорили, нежелательные аллюзии.