| Behind us lay rainy weeks-grey sky, grey fluid earth, grey dying. | Мы только что пережили несколько дождливых недель - серое небо, серая, расползающаяся земля, серая смерть. |
| If we go out, the rain at once soaks through our overcoat and clothing;- and we remain wet all the time we are in the line. | Мы еще только выезжаем, а сырость уже забирается к нам под шинели и под одежду, и так продолжается все время, пока мы находимся на передовых. |
| We never get dry. | Мы никак не можем обсохнуть. |
| Those who will wear high boots tie sand bags round the tops so that the mud does not pour in so fast. | Те, у кого еще остались сапоги, обвязывают раструбы голенищ мешочками с песком, чтобы глинистая вода не так быстро проникала в них. |
| The rifles are caked, the uniforms caked, everything is fluid and dissolved, the earth one dripping, soaked, oily mass in which lie yellow pools with red spiral streams of blood and into which the dead, wounded, and survivors slowly sink down. | Винтовки и мундиры покрыты коркой грязи, все течет, все раскисло, земля превратилась в сырую, сочащуюся, маслянистую массу, на поверхности которой стоят желтые лужи с красными спиралями крови; убитые, раненые и живые медленно погружаются в эту жижу. |
| The storm lashes us, out of the confusion of grey and yellow the hail of splinters whips forth the child-like cries of the wounded, and in the night shattered life groans painfully into silence. | Огневые налеты хлещут над нами, град осколков высекает из серо-желтой неразберихи редкие, по-детски звонкие выкрики раненых, а по ночам истерзанная плоть человеческая натужно стонет, чтобы вскоре умолкнуть навсегда. |
| Our hands are earth, our bodies clay and our eyes pools of rain. | Наши руки - земля, наши тела - глина, а наши глаза - дождевые лужи. |
| We do not know whether we still live. | Мы не знаем, живы ли мы еще. |
| Then the heat sinks heavily into our shell-holes like a jelly fish, moist and oppressive, and on one of these late summer days, while bringing food, Kat falls. | Затем в наши ямы студенистой медузой заползает удушливый и влажный зной, и в один из этих дней позднего лета, пробираясь на кухню за обедом. Кат внезапно падает навзничь. |
| We two are alone. | Мы с ним одни. |
| I bind up his wound; his shin seems to be smashed. | Я перевязываю ему рану; у него, по-видимому, раздроблена берцовая кость. |
| It has got the bone, and Kat groans desperately: | Кат в отчаянии оттого, что ранен не в мякоть, а в кость. Он стонет: |
| "At last- just at the last—" | -Перед самым концом... Как назло, перед самым концом... |
| I comfort him. | Я утешаю его: |
| "Who knows how long this mess will go on yet! | - Почем знать, сколько еще времени протянется эта заваруха! |
| Now you are saved—" | А ты пока что спасен... |
| The wound begins to bleed fast. | Рана начинает сильно кровоточить. |
| Kat cannot be left by himself while I try to find a stretcher. | Я не могу оставить Ката одного, чтобы сходить за носилками. |
| Anyway, I don't know of a stretcher-bearer's post in the neighbourhood. | К тому же, я не помню, чтобы здесь поблизости был какойнибудь медицинский пункт. |
