Читать «На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты» онлайн - страница 230

Эрих Мария Ремарк

Summer of 1918 - Never has life in its niggardliness seemed to us so desirable as now; - the red poppies in the meadows round our billets, the smooth beetles on the blades of grass, the warm evenings in the cool, dim rooms, the black mysterious trees of the twilight, the stars and the flowing waters, dreams and long sleep - O Life, life, life! Лето 1918 года... Никогда еще наша жизнь с ее скупо отмеренными радостями не казалась нам такой желанной, как сейчас, - красные маки, теплые вечера в полутемных, прохладных комнатах, черные, таинственные в сумерках, деревья, звезды, шум струящейся воды, долгий сон и сновидения... О жизнь, о жизнь!
Summer of 1918-Never was so much silently suffered as in the moment when we depart once again for the front-line. Лето 1918 года... Никогда еще не знали мы более тяжких мук, чем те невысказанные муки, которые мы терпим, выступая на передовые.
Wild, tormenting rumours of an armistice and peace are in the air, they lay hold on our hearts and make the return to the front harder than ever. По фронтовым частям поползли невесть откуда взявшиеся и будоражащие слухи о перемирии и о мире. Они сеют смятение в сердцах, и идти туда стало так невыносимо трудно!
Summer of 1918-Never was life in the line more bitter and more full of horror than in the hours of the bombardment, when the blanched faces lie in the dirt and the hands clutch at the one thought: No! Лето 1918 года... Никогда еще окопная жизнь не была более горькой и ужасной, чем в часы, проведенные под огнем, когда бледные, прижавшиеся к грязной земле лица и судорожно сжатые руки молят об одном:
No! "Нет! Нет!
Not now! Только не сейчас!
Not now at the last moment! Только не сейчас, когда так близок конец!"
Summer of 1918-Breath of hope that sweeps over the scorched fields, raging fever of impatience, of disappointment, of the most agonizing terror of death, insensate question: Why? Лето 1918 года... Ветер надежды, несущийся над выжженными полями, неистовая лихорадка нетерпения, разочарования, небывало обостренный, трепетный страх смерти, мучительный вопрос: почему?
Why do they make an end? Почему этому не положат конец?
And why do these rumours of an end fly about? И откуда эти настойчиво пробивающиеся слухи о конце?
There are so many airmen here, and they are so sure of themselves that they give chase to single individuals, just as though they were hares. Здесь так часто появляются аэропланы, и летчики действуют так уверенно, что они охотятся на отдельных людей, как на зайцев.
For every one German plane there come at least five English and American. На каждый немецкий аэроплан приходится по меньшей мере пять английских и американских.
For one hungry, wretched German soldier come five of the enemy, fresh and fit. На одного голодного, усталого немецкого солдата в наших окопах приходится пять сильных, свежих солдат в окопах противника.
For one German army loaf there are fifty tins of canned beef over there. На одну немецкую армейскую буханку хлеба приходится пятьдесят банок мясных консервов на той стороне.
We are not beaten, for as soldiers we are better and more experienced; we are simply crushed and driven back by overwhelming superior forces. Мы не разбиты, потому что мы хорошие, более опытные солдаты; мы просто подавлены и отодвинуты назад многократно превосходящим нас противником.