| Before going over to see Kemmerich we pack up his things: he will need them on the way back. | Прежде чем отправиться к Кеммериху, мы упаковываем его вещи: в пути они ему пригодятся. |
| In the dressing station there is great activity: it reeks as ever of carbolic, pus, and sweat. | Полевой лазарет переполнен; здесь, как всегда, пахнет карболкой, гноем и потом. |
| We are accustomed to a good deal in the billets, but this makes us feel faint. | Тот, кто жил в бараках, ко многому привык, но здесь и привычному человеку станет дурно. |
| We ask for Kemmerich. He lies in a large room and receives us with feeble expressions of joy and helpless agitation. | Мы расспрашиваем, как пройти к Кеммерниху; он лежит в одной из палат и встречает нас слабой улыбкой, выражающей радость и беспомощное волнение. |
| While he was unconscious someone had stolen his watch. | Пока он был без сознания, у него украли часы. |
| M?ller shakes his head: | Мюллер осуждающе качает головой: |
| "I always told you that nobody should carry as good a watch as that." | - Я ведь тебе говорил, такие хорошие часы нельзя брать с собой. |
| M?ller is rather crude and tactless, otherwise he would hold his tongue, for anybody can see that Kemmerich will never come out of this place again. | Мюллер не очень хорошо соображает и любит поспорить. Иначе он попридержал бы язык: ведь каждому видно, что Кеммериху уже не выйти из этой палаты. |
| Whether he finds his watch or not will make no difference, at the most one will only be able to send it to his people. | Найдутся ли его часы или нет - это абсолютно безразлично, в лучшем случае их пошлют его родным. |
| "How goes it, Franz?" asks Kropp. Kemmerich's head sinks. | - Ну, как дела, Франц? - спрашивает Кропп Кеммерих опускает голову. |
| "Not so bad . . . but I have such a damned pain in my foot." | - В общем ничего, только ужасные боли в ступне. |
| We look at his bed covering. His leg lies under a wire basket. The bed covering arches over it. I kick M?ller on the shin, for he is just about to tell Kemmerich what the orderlies told us outside: that Kemmerich has lost his foot. The leg is amputated. | Мы смотрим на его одеяло Его нога лежит под проволочным каркасом, одеяло вздувается над ним горбом Я толкаю Мюллера в коленку, а то он чего доброго скажет Кеммериху о том, что нам рассказали во дворе санитары: у Кеммериха уже нет ступни, - ему ампутировали ногу. |
| He looks ghastly, yellow and wan. In his face there are already the strained lines that we know so well, we have seen them now hundreds of times. | Вид у него ужасный, он изжелта-бледен, на лице проступило выражение отчужденности, те линии, которые нам так хорошо знакомы, потому что мы видели их уже сотни раз. |
| They are not so much lines as marks. | Это даже не линии, это скорее знаки. |
| Under the skin the life no longer pulses, it has already pressed out the boundaries of the body. Death is working through from within. It already has command in the eyes. | Под кожей не чувствуется больше биения жизни: она отхлынула в дальние уголки тела, изнутри прокладывает себе путь смерть, глазами она уже завладела. |
