Читать «Люди абрикосовой войны» онлайн - страница 37
Александра Зайцева
Сегодня моя цикада не одинока, за окном заливается бессонный хор. В прорехе между занавесками подрагивает звезда. Я думаю о том, что она же подмигивает Вадиму в далёком северном городе, и маме, и ещё множеству людей. И если эти люди не спят, что они делают? Обнимают кого-то, ссорятся, напиваются, танцуют, заходят в тёплую морскую воду. И я плыву, блаженно покачиваюсь в полузабытьи. Ветер приносит запах полыни и раскаты далёкого грома. Нет, стреляют!
За буграми и посадками гулко бабахает. Затопали наверху Маричи, с резким стуком захлопнулась форточка. Тишина. И снова бах, бабах. Далеко, но тревожно.
– Михей!
– Испугалась?
– Нет.
– Военные шумят, полигон у них за Антрацитом. Скоро успокоятся.
– А-а-а.
– Окно закрой, если мешает.
– Нет, нормально.
– Ну ладно тогда. Спокойной ночи.
Бах! Бабах!
– Мама? Мама, мам! Ма-а-ама!
– Здесь я, не бойся.
Грузия. Ночью за шкафом тихонько скреблась мышь, восьмилетняя я слушала и представляла её крошечным Джери из мультика. У меня была коллекция вкладышей от жвачки с ним и котом Томом. Те, что с одинаковыми картинками я меняла на Дональда Дака. Алёнка из второго дома вчера спёрла у сестры редкий фантик, в гарнизоне ни у кого такого нет. Надо и его сменять, можно даже на два обычных… или на три… завтра.
Я спала. Мне виделось, что мальчишки бросают в костёр макаронки и семидырки. Макаронки похожи на длинные твёрдые спагетти, а семидырки вроде сигаретного фильтра, только с дырочками. Уж не знаю, где ребята их брали, но карманы у них вечно оттопыривались из-за этой дряни. Говорили, что это прессованный порох. А что же ещё? Если положить в костёр, грохает в сто раз лучше гильз от стреляных патронов. Тыщ-тыдыщ-тыдыдыщ! «Эй, дайте мне попробовать!» – заныла я и проснулась.
Разбудил протяжный тошнотворный визг. Словно кто-то дырявил уши вязальной спицей. Вкручивал, вкручивал её, будто сверло. Визг перешёл в пронзительную трель и оборвался оглушительным грохотом. Мелко посыпалось, зазвенело разбитое стекло, снова бабахнуло.
– Мама, война?
Я села, приготовилась одеваться и бежать. Но мама не торопила, и в руках у неё не было тревожной сумки. Я хорошо знала эту старую лакированную сумку на длинном ремешке. Если случалось землетрясение, мама первым делом хватала её, потом меня, и мы неслись во двор. Отец не ходил, подумаешь – событие, а мы выскакивали в чём придётся, главное – взять сумку. У мамы там документы, деньги, галеты, пара банок тушёнки и бутылка с водой. А Алёнкина мама – балда, она сама так сказала, потому что во время последнего панического бегства всё перепутала – прихватила из дома косметичку, горсть леденцов и книгу про Анжелику.
Но в этот раз стены дрожали не от подземных толчков, громыхали взрывы, а мама стояла у моей кровати с пустыми руками.