Читать «Люди абрикосовой войны» онлайн - страница 39

Он не обращает внимания на моё ехидство.

– Я за тобой.

Тёмные, почти чёрные глаза смотрят мимо, но голос тёплый. Как же я скучала! Верила, что вернётся. Прятала мысли о нас под завалом обид, убеждала себя, что Вадик – недоросль в белых носочках, но всё равно надеялась. И вот, поди ж ты! Так просто?

– Так просто? – повторяю вслух. – Сделаем вид, что ничего не было?

– Дурочка, ты не поняла, – Вадим говорит почти ласково. – У меня приказ доставить тебя куда следует.

– Зачем? – удивляюсь я.

– Тебя будут судить и возможно расстреляют.

– Но я ничего не сделала, даже не фотографировала!

– Это ты ничего не сделала?! – весело восклицает Вадим.

Он берёт мою руку в большую тёплую ладонь, и пальцы начинает приятно покалывать. Одновременно хочется прижаться к нему и отхлестать себя по щекам за это желание.

– Вадь, не начинай, – миролюбиво прошу я, хоть и знаю, что зря: он уже начал.

– Ты предательница, – терпеливо разъясняет мой ненаглядный. Так говорят с упёртым ребёнком, который не хочет признать, что взрослые умнее. – Ты позоришь семью, отца своего позоришь, меня подставляешь. Ты – фашистское отродье, сама знаешь. Пособница правосекского терроризма, вот ты кто. Чем ты занимаешься в своём вшивом фондике? Собираешь деньги для врагов.

Я пытаюсь вырвать ладонь, но он усиливает хватку. Теперь больно.

– Ну-ну, не кипятись. Я знаю, что ты скажешь. Что я всё вру. Что вы оказываете помощь детям из разных государств, если лечиться эти дети будут в России. Да-да-да. Только Украина – особое дело. Потому что родители этих детей поддерживают фашистов, а те убивают других, наших детей на Донбассе. Как называется тот, кто помогает врагам?

– Вадик, ты кретин, – мне всё-таки удаётся высвободиться, и я отступаю на шаг. –Пятилетний Богдан из Днепропетровска – враг? Или трёхлетняя Софийка из Кировограда? У них рак, Вадя. Тебе не стыдно?

Он разводит руками:

– Ну конечно, самое время вспомнить про совесть. Знаешь, я бы понял, если бы ты действительно пеклась об этих детях. Очень ты за них переживаешь? Давай, скажи правду.

– Моя работа – помочь с оплатой лечения, и этого достаточно. Я делаю, что могу и не обязана душу на изнанку выворачивать. Да и нельзя мне это, потому что свихнусь.

– Вот и получается, что по большому счёту тебе плевать. Я сначала думал, что ты за идею бьёшься, но нет в тебе настоящего сострадания.

Как же надоело! Сто раз говорили, но хоть об стенку расшибись. Для Вадима всё сводится к вопросу веры и душевного порыва: рассудочный подход – удел стяжателей, истинное добро считать не умеет. Я бы тоже так хотела, но не получается. Когда у людей смертельно болен ребёнок, а ты въедливо изучаешь каждую справку и выписку на предмет подвоха, кто ты? Правильно, – я.

– И даже дурная наследственность тебя не оправдывает. Сама виновата. Ну, хоть детей у нас нет, хоть моего ребёнка ты не испортила. Ладно, пора расстреливаться, – грустно вздыхает Вадим.

– Не хочу.

– И я не хочу. Но сама понимаешь – война.

– Вадь, иди в жопу со своей войной! Все идите, со всеми войнами!