Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 56

Но без отцовского «Не возражаю против выезда моего сына на постоянное место жительства в государство Израиль» меня бы никто не выпустил... Здесь надо пояснить, что мама уезжала по израильской визе.

Отец, узнав о мамином решении, сказал сразу, без раздумий: «Если Гусь не возражает, я не против». Он прекрасно понимал, какими неприятностями может обернуться для него наш отъезд. Забегая вперед, скажу, что Надин брат, который работал в Москве в одном из НИИ, вскоре после нашего отъезда был уволен с работы... Это при том, что официально на тот момент мы с Надей были чужими друг для друга людьми. А тут родной сын! Конечно, с одной стороны, мой отец был не просто отец, а знаменитый на весь мир человек. Но, с другой стороны, звездный час Таля был уже позади. Страна сотворила себе новых, более удобных кумиров, и правительственно-партийная любовь к одному из экс-чемпионов мира остыла... При всей своей «инопланетное™» и отрешенности от мирских дел отец несомненно знал, на что он идет, но поступить иначе не мог. «Неужели по ходу игры мы не разберемся в возникших осложнениях?» — часто повторял он.

Папа относился к категории людей, которые принимают решения быстро и исключительно по подсказке совести. С последствиями он разбирался потом... Когда я приехал в Ригу по гостевой визе и вскоре решил остаться насовсем, Роберт сказал: «Я счастлив, что ты вернулся, но ты должен отдавать себе отчет, что вернулся в клетку». И это сказал человек, который многим помог и морально, и материально из этой клетки вылететь... Отец прореагировал просто: «Решил — оставайся. Все, что обещал, сделаю». И сделал. Все же хлопоты по восстановлению меня в институте, по прописке, по квартире легли на Гелю, и я никогда этого не забуду...

Чем ближе мы подлетали к Москве, тем тревожнее становилось на сердце. Я не мог себе представить, что останусь без него. И я, яснее чем когда-либо, почувствовал, как безумно люблю своего отца. Любовь к нему проявилась у меня уже в достаточно сознательном возрасте... А любил ли я его в детстве? Может быть, так, как сыновья любят своих отцов, и не любил, потому что теперь понимаю, что его отношения с мамой, а стало быть, и со мной, нормальными назвать нельзя. Помню, мы с мамой жили в квартире на Горького в одной комнате, а папа встречался с какой-то дамой в другой. Я догадывался, что так быть не должно, но воспринимал все как данность, потому что в любой момент мог зайти к папе, и всегда он был рад меня видеть...

Прекрасно помню, как спускались мы с мамой на улицу в один из обычных дней. Спускались пешком — лифт не работал, и мама вдруг сказала: «Сыночек, мы с папой должны будем развестись. Ты должен подумать, с кем ты будешь жить — со мной или с папой?» Что я понимал тогда? Ничего. И сегодня могу сказать, что вопрос, который задала мне мама, был не совсем, как говорят, корректным. От меня ничего не зависело. Я жил с мамой и считал, что должен жить с мамой, и понимал, что после «развода» папу я буду видеть не реже, чем до «развода»... Понятие «нормальной» семьи для меня тогда не существовало.