Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 53

Салли Ландау

Приехали, бросили вещи и пошли загорать... Час валялись. Но что-то не загорается, не отдыхается что-то... Пообедали... Мама говорит: «Пойдем вздремнем. Может, мы не выспались...» Времени часа четыре дня... Сна — ни в одном глазу. Телевизор включил — я под телевизор быстро засыпаю. Никакого эффекта. Вдруг мать выходит из спальни. Собранная, одетая, сосредоточенная... «Бери вещи — едем домой».

Приезжаем — звонит Геля: отец в больнице в тяжелейшем состоянии...

Что делать? Решили немедленно звонить в российское посольство. Собрали телефоны, начали дозваниваться... А это суббота была. Дозвонились кое-как. Мол, так и так... Нас спрашивают: у вас виза российская есть? Нет. Тогда ничем не можем помочь. Мы опять давай названивать... Дают нам новые телефоны. Наконец, часа через полтора выходим на какого-то вежливого сотрудника. Не то заместитель, не то помощник консула. Говорит, приезжайте в воскресенье в посольство, свяжусь с консулом... В общем, обещал — поможем. Причем помню, что так и сказал: «Поможем». Не «попробуем помочь», а «поможем».

Но в посольстве меня ждала тяжкая бюрократическая процедура: согласования и прочее, и прочее... «Ничем вам помочь не можем». Я — чуть не в слезы: «Поймите, исключительный случай, отец при смерти, сделайте одолжение...» Спрашиваю, что именно нужно, для того чтобы мне дали визу. Ответ: «Официальный телекс из шахматной федерации, подтверждающий ваши слова, и справку из больницы». Звоню в Москву Геле, и через четверть часа мы на посольство факсом получаем справку из больницы. «Где круглая печать? Где телекс?» Снова напряженность, снова согласования...

Получаю наконец готовую визу: «Но имейте в виду — ваша виза срочная, поэтому стоить будет в два раза дороже». Какая разница?! Хоть в четыре раза!..

Первым же рейсом вылетаю в Москву.

В течение всего полета непрерывно курил и молился. И Богу молился, и отцу... Смысл моих молитв был в том, чтобы и на этот раз папа «отшутился». Но мрачные предчувствия оказались сильнее молитв, и чем ближе подлетали к Москве, тем более отчетливо понимал: на сей раз отец не «отшутится»... И если прежде, когда он попадал в реанимацию, я рисовал в своем сознании радужные картины будущего: представлял себе, как он пойдет на поправку, как выздоровеет, как опять будет раскатывать по турнирам, то теперь перед глазами, словно в беспорядочно смонтированной киноленте, проносились разорванные эпизоды прошлого, отдельные фразы, случайные детали, связанные с отцом, и это все более убеждало меня в необратимости происшедшего...

Откуда-то всплыло размытое ощущение из детства... Я уютно устроился в своей кроватке на улице Горького в Риге, а папа сидит на краю и читает мне книжку. Какую — не помню... Но голос его слышу отчетливо... Почему именно этот нетипичный эпизод посетил меня в тот момент, не знаю. У отца было всегда мало времени, и читал он мне крайне редко, но сегодня я могу сказать точно: чтение его для меня было огромной радостью, но еще большее удовольствие от этого процесса получал он...